style="font-size:15px;"> Мать развернула свою коляску в сторону дочери и зло посмотрела на нее.
– Что, сказать нечего?
– И что мне теперь сделать, чтобы вину свою снять перед тобой. Ну, прости, что я у тебя родилась, и Тольку прости, – слезы покатились по Лизинам бледным щекам. В груди стоял ком боли и безысходности. Радости она не испытывала уже давно. Да! Радость можно потерять, как потерять что угодно: девственность, честь, ум и так до бесконечности, пока не превратишься в нечто нечеловеческое. Слезы текли сами собой, как уже привычный ритуал, без них не проходило ни одного дня.
– Ну ладно, ладно, доченька, успокойся, я ведь не со зла.
– А с чего? Каждый день одно и то же.
– Жизнь такая собачья, – она достала сигарету и, прикурив, глубоко затянулась.
– Крыша над головой есть, еда тоже. Я тебе во всем помогаю, Толик не забывает. Думать теперь о душе надо.
– Похоронить быстрее хочешь. Конечно, я тебе мешаю. Вот придешь как-нибудь, а меня нету. Я вниз головой с балкона. О душе заговорила.
– Ох, мама, мама, – Лиза, тяжело вздохнув, встала с табурета и поплелась в коридор раздеваться. – Разве только перед смертью о душе думать надо. Если бы мы все о ней каждый день думали, наверное, все по-другому сложилось бы. Устала я очень.
– Прости меня, доченька, говорю чушь всякую. Иди, поешь, я вон картошки натушила.
– Где? На плите пусто.
– Да вон в одеялко закутала, чтобы не остыла.
Лиза помыла руки, наложила себе картошки с овощами и поймала себя на мысли, что есть-то совсем не хочется.
– Мам, нам на почту письмо опустили для Бога.
– Да ты что? Это надо же, а кто?
– Мальчик какой-то, а мы прочитали вместо Бога.
– Небось, просил, чтобы отец вернулся?
– А ты откуда знаешь? – удивилась Лиза.
– Знаю, дочка, знаю. Ладно, поехала я восвояси кино свое смотреть.
Лиза нехотя поковыряла картошку, выбрав из нее овощи, и заварила себе кофе. Она любила аромат темного напитка и с наслаждением пила, смакуя каждый глоток: «Господи как вкусно, как мне нравится. Пусть вредно, но как вкусно».
На улице стемнело, зажглись огоньки, а она допивала вторую чашку, размышляя о жизни: "Скоро тридцать! Молодость, безрассудство, беспечность -все осталось где-то там, в далёком прошлом. Как быстро пролетает время, унося с собой радость и горе, смех и радость… А я философ", – усмехнулась Лиза и вспомнила свою первую любовь. Класс, парта, он, взгляды, записочки, учащённое сердцебиение, крики «тили-тили тесто жених и невеста» – стандартный набор незабываемых эмоций. Перед Лизой чётко, ярко возник тот день, с которого начался новый поворот в её судьбе: она набивала рюкзак всякой всячиной, а Толик сидел за столом и наворачивал жареную картошку с солеными огурцами.
– Ты, Лизка, ерунду-то не бери. Вот зачем тебе игрушка? Ты едешь экзамены сдавать, посерьезнее надо быть.
Лиза прижала к себе зайца Тему, и в этот момент раздался телефонный
