могучий атаман, оглаживая себя по волосам. – Где ты их найдешь?
Юноша промолчал.
– Он великолепно стреляет из лука и хороший следопыт, – прервал тишину Гуннар. Он говорил с жаром, за которым чувствовалась искренняя привязанность к воспитаннику. – Ловок, силен и смел. В одиночку победил медведя! Возьми его в дружину, Торвальд!
– В дружину? – Атаман задумался, светлые глаза его затуманились, словно подернулись ледком. – Второго поручителя ты, ясное дело, найдешь… Да только вот без владения мечом никто не может считаться воином. Лучник – это, конечно, хорошо, да только одним луком сыт не будешь…
– Он научится, обязательно! – горячо сказал Гуннар, и Харальд ощутил прилив благодарности к старшему другу. – Он очень способный, вот увидишь! Нужен только хороший наставник. Деньги у меня есть. Я…
– Ладно, – кивнул Торвальд и вздохнул тяжко, словно гора. – Согласен. Ради человека, который когда-то был моим другом и соратником, пока не стал магом. Но опозорит дружину – пусть пеняет на себя…
Взгляд, брошенный из-под густых бровей атамана, был полон льда, но Харальд ощутил сильное, бодрящее облегчение. Он знал, что справится, что не подведет, и знание это, непонятно откуда взявшееся, придавало уверенности.
– … И клянусь служить нанимателю верно и не идти против воли атамана!
Харальд закончил клятву, и Гуннар ощутил радость от того, что мальчик не перепутал ни единого слова и держался уверенно. Ошибка в клятве не являлась фатальной, но считалась среди наемников дурной приметой. Вот и зубрили новички слова, чтобы избежать нехорошего предзнаменования.
– Да будет так, – возгласил Торвальд, обряженный в парадную одежду атамана – роскошный черный кафтан, украшенный золотой вышивкой. На поясе его висел меч, рукоять которого блистала от драгоценных камней. По преданию, именно этим мечом сражался один из первых атаманов Оружейной дружины, Сигурд Жареный. Гуннар в этом сильно сомневался, но мыслей своих предпочитал не высказывать, справедливо полагая, что они вряд ли будут одобрены.
Меч использовался только при церемониях и уже многие десятилетия не покидал дома атамана.
– Да будет так! – в один голос подхватили поручители (сам Гуннар и непривычно трезвый и серьезный Авимелех).
Атаман повернулся, давая знак подручному. Тот распахнул дверь, и в комнату, подобострастно семеня, вошел невысокий мужчина с сумкой в руках.
– Приветствую вас, мастер Ламех, – сказал Торвальд. И, повернувшись к Харальду, бросил властно: – Садись и закатай левый рукав!
Гуннар смотрел, как под иглами цирюльника на левом предплечье новоиспеченного наемника появляются скрещенные меч и топор – знак Оружейной дружины, и в душе его пышным цветом расцветала гордость. Почти отцовская.
Харальд терпел болезненную процедуру молча. Глаза его были безмятежны, словно поросшие зеленой ряской лесные озера.
Горло горело так, будто в него насыпали песка. Боль была в предплечье
