align="center">2
Что делать с собакой, я пока не придумала и попросила семью Дарси – они жили на другом берегу озера, и я, бывало, присматривала за детьми, когда их мать с отцом уезжали, – взять моего подопечного к себе на одну ночь. Только после этого разумное левое полушарие моего мозга наконец-то взяло верх над взбалмошным и неугомонным правым.
Джуд Райдер – не просто проблема. От него отчетливо веяло опасностью и, до кучи, душевными страданиями, которые почти наверняка ждут ту, кто захочет иметь с ним дело. И пусть я избегала стереотипов, мне было ясно: наши с Джудом жизненные пути никогда не пересекутся, если только не случится что-то из ряда вон выходящее. А я слишком долго и слишком много трудилась, чтобы позволить себе зайти в тупик.
Я свернула с Санрайз-драйв на ухабистую грунтовку, ведущую к нашему когда-то запасному, а теперь главному и единственному дому. Я придумывала всё новые и новые причины, почему нужно выбросить Джуда из головы. Я прекрасно знала, что мне не следует иметь с ним ничего общего, – и это были весьма разумные мысли, но оставалось еще кое-что, засевшее глубоко внутри, и от этого «кое-чего» хотелось махнуть рукой на все разумные доводы.
Я боролась сама с собой, внутри меня все сжималось и переворачивалось. Какая-то часть меня хотела, чтобы Джуд Райдер непременно появился в моей жизни, и плевать, к чему это приведет.
Я припарковала свою старенькую «мазду» на площадке у гаража; сам гараж был по крышу завален коробками и мебелью, привезенными сюда из нашего старого дома, который был раза в четыре больше нынешнего. Да, раньше нам и в голову не приходило беспокоиться о деньгах, но после того, как бизнес отца приказал долго жить и все сбережения иссякли, приятные мелочи вроде второго дома и отдыха в Европе стали для нас роскошью. Мамина работа архитектором приносила достаточно средств, чтобы обеспечить семье из трех человек нормальное существование, но о процветании речи уже не шло. Впрочем, даже имей мы сейчас столько же денег, сколько и раньше, жизнь семьи Ларсон описывалась бы именно так: существуем, но без радости. И длилось это уже пять лет.
Накинув поверх купальника парео – а то не избежать мне было бы очередной маминой неодобрительной лекции, что всегда у нее наготове, – я по покосившимся ступенькам взбежала на крыльцо и толкнула сетчатую дверь.
– Привет, пап.
За эти пять лет я уже привыкла к тому, что не нужно искать отца по всему дому – его всегда можно было найти в его любимом истертом синем кресле. Во всяком случае, он неизменно сидел там до семи вечера, уткнувшись либо в телевизор, либо в кроссворд. После семи папа превращался в шеф-повара и с таким талантом и вдохновением сооружал блюда итальянской кухни, что никто в жизни не догадался бы о том, что вообще-то мой отец родом из Норвегии.
– Привет-привет, Люси в небесах[3], – прозвучал ожидаемый ответ, точно такой же, как и все последние пять лет.
Мой папа был ярым поклонником «Битлз», и меня назвали в честь его любимой песни, к вящему ужасу и стыду мамы. Она, наоборот, если можно
Lucy in the Sky with Diamonds – «Люси в небесах с алмазами», песня группы «The Beatles».
