который представлял собой ряд составленных друг за дружкой стульев с отдельным колесом-рулем впереди.
«Да, мам, конечно, это на меня не похоже». На меня, которая всю ночь дома у Лорелеи притворялась спящей, чтобы никто не заподозрил, что я слышу каждое слово. На меня, которая следующим утром врала, рассказывая, как все было здорово. Мы вели чертовски неудобные разговоры о том, что они с папой не станут наказывать меня за «исследование моей сексуальности», или «эксперименты с веществами» вроде противозачаточных, или звонка домой вусмерть пьяной, чтобы меня забрали. Это типа были нейтральные темы. Но стоило рассказать чуть больше, просто больше, и она с потрохами сдала меня всей долбаной школе. Это, значит, не нейтральная тема, так? С тех пор я перестала делиться с родителями всем подряд.
Я потупилась, разглядывая мешанину коричневых и кремово-красных мазков, в которую превратилась моя лазанья. Придется рассказать ровно столько, чтобы поверили, как мне плохо, но не стали бы вмешиваться.
– Да глупости это, – начала я. – Дело в… флите. Я флитнула фотку, и кое-кто из школы ее увидел, и я немного запаниковала.
Уши у меня стали горячими. А у кого горят уши? Не знак ли это, случайно, что человек врет?
– Что за фотография? – медленно проговорила мама, наклоняясь, чтобы посмотреть на меня повнимательнее.
Глаза ее мрачно горели, а губы были плотно сжаты. О боже.
– Да не такая фотография, мам. НЕТ. Ничего подобного.
Она облегченно кивнула, явно радуясь, что никто не видел меня голой, пусть и в цифровом виде.
– Это просто случайный мальчик, даже не моего уровня, честно. Мо рефлитнула ту фотку, и теперь все в школе ее видели… – Тут я вступила на зыбкую почву: мама очень редко заглядывала в соцсети, она предпочитала не делать этого, если только я не давала повода. – Просто очень стыдно получилось.
– Так ты беспокоишься, потому что другие узнали, что ты считаешь этого мальчика симпатичным?
Я скривилась. Пусть выданная мной версия была здорово подправленной, все равно прозвучало это очень глупо.
– Ну… да, так, наверное.
– Влечение – естественное чувство, тут нечего стыдиться. – Папа многозначительно посмотрел на меня.
Мама поглядела на него, подняв брови, и сжала мою руку.
– Твой папа хочет сказать, что все утихнет даже раньше, чем ты об этом узнаешь. К завтрашнему утру все об этом забудут. Может, уже забыли.
Я попыталась вымучить из себя улыбку, но щеки будто замерли в позиции «выключено». Ну хоть не разрыдалась от расстройства. Будь у меня месячные (когда я, кажется, превращаюсь в кожаный шарик, едва не лопающийся от эмоциональных перепадов и сдерживаемых слез), все закончилось бы, даже не начавшись.
– Поверь мне, милая. Для окружающих это даже не пятнышко на горизонте – так, чепуха.
Я молча кивнула. Все равно остальное я рассказать
