хотя с его мизерным водительским стажем это было нежелательно. Все внимание было приковано к дороге. Вика расположилась на сиденье так, что в зеркале заднего обзора не просматривалась. Иногда она не сдерживалась, и тяжелые вздохи вырывались наружу. Молчание с каждой минутой становилось все гуще, тяготило, удручало.
– Может, ты рано сорвалась с места? Бабушка бы еще подлечила тебя, – нарушая тишину, сказал Слава.
– Нет, у меня все нормально, – лаконично ответила девушка.
Возможности для продолжения разговора она не предоставила, и тишина вновь навалилась с большей силой. В машине у Ореха не было магнитолы, и радио не работало, о чем сейчас он очень сожалел. Спрашивать причины ее плохого настроения и вздохов – значит, причинить дополнительную боль. Равносильно тому, что посолить еще открытые раны. А эти душевные раны, как говорит бабушка, могут вообще никогда не затянуться. У девчонки на всю жизнь останется страх перед мужчинами, который со временем перерастет в фобию, а там и до нервного срыва недалеко.
– Меня просто выгонят из дома, – вдруг тихо произнесла она.
– За что? – искренне удивился Ярик.
– Меня просто выгонят из дома, – монотонно повторила Вика, и Слава догадался, что она просто говорит сама с собой. И он не решился больше прерывать монолога, иногда полезно просто выговорится, не дожидаясь участия визави. – Предки, конечно же, войдут в мое положение. Поймут состояние. И даже, может быть, пожалеют. Может быть, – Вика говорила с расстановкой, делая продолжительные паузы между предложениями. – Но вот что они никогда мне не простят – так это потерянный кулон. Украденный кулон. Хотя для них это не имеет большой разницы. Итог-то все одно будет один. Печальный итог. Гарнитур теперь неполный. Я не имела право брать его. – Она замолчала. И надолго. Орешкин долго не мог нарушить вновь возникшую тишину, но решился-таки:
– А какой кулон?
Вика ответила не сразу:
– Дорогой. Ты видел мои сережки?
– Видел, – не оборачиваясь, ответил Слава и слегка покраснел.
– Кулон входит в гарнитур. Такой же, только бриллиант намного больше, но того же редкого цвета и кристальной чистоты. Отшлифован камень в виде большой капли. Такая большая капелька крови, окутанная золотыми нитями.
– Не все же мерится деньгами.
– Да, по большому счету, не в стоимости дело. Это очень старинный набор, ему больше ста лет. Еще моей прабабушке этот гарнитур делал на заказ сам Наум Рапопорт! Был такой знаменитый ювелир на рубеже XIX и XX веков. И даже это не главное! Гарнитур стал нашей фамильной драгоценностью. Мои предки бережно хранили его все эти годы. Ни гражданская война, ни революции, не голод тридцатых годов, ни блокада Ленинграда, когда люди за кусок черствого хлеба отдавали целые состояния. Даже когда деда арестовали, а потом и расстреляли без суда и следствия как врага народа. Ничего и никогда!!! Никакие лихолетья, никакие невзгоды не помешали сохранить гарнитур. И на тебе! Нашлась одна дурочка, Виктория. Захотелось,
