Но почему-то он понимал, что дело не в драке. Ощущение того, что что-то должно случиться, так и не проходило.
Зайдя в свой подъезд, он увидел капли крови на ступеньках. Эти капельки красного на грязных ступеньках подъезда сразу бросились ему в глаза. Внутри стала нарастать тревога, как волной накрывая его. Он попытался успокоиться, подумаешь – кровь, чего удивительного, когда полподъезда алкашей. Наверное, кто-то из них подрался или просто упал, разбив нос. Вот только эти капли крови вели к его двери. Сердце его бешено забилось и сорвалось как с обрыва в пропасть, когда, открыв дверь, он увидел эти капельки крови на полу в коридоре.
Сзади послышался шум открываемой двери и голос соседки.
– Лёшенька, ты только не волнуйся… с бабушкой твоей всё нормально… «Скорая» её забрала.
Алексей растерянно обернулся на слова стоящей позади него соседки в длинном халате и бигудях на голове. Она, видя его бледность, сразу затараторила:
– Врачи сказали, сотрясение. Но не сильное, полежит немного и выпишут. Её в Боткинскую отвезли. Уже как час назад. Я «Скорую» вызвала и милицию, как всё это услышала…
– Что случилось? – Алексей старался осмыслить все эти слова и то действие, о котором говорила соседка, то, что ещё час назад здесь произошло.
– Да я и сама толком не знаю… вроде как хулиган какой-то по голове её ударил, когда она в подъезд зашла, а он за ней и по голове, и сумочку вырвал, и бежать… а она закричала, я и услышала… и сразу к ней… смотрю, стоит Варвара Петровна там, внизу, а по щеке кровь течёт и волосы все в крови. Ох уж, как я испугалась. Побежала сразу в «Скорую» звонить и в милицию, а она уже и сама до квартиры дошла. Потом милиция приехала и «Скорая»…
Лёша махнул рукой, как бы отмахиваясь от этого шума и бесполезных слов и всего того, что произошло и происходит. Соседка замолчала, вздохнула и пошла к себе.
– Спасибо вам…
– Ты, Лёш, обращайся, если что… соседи всё-таки…
Дверь за ней захлопнулась, и он остался в тишине.
Алёша закрыл свою дверь, чтобы окончательно отрезать себя от этого чужого ему мира, и присел на тумбочку для обуви, чувствуя, что ноги его не держат.
– Бабуля… – жалобно проскулил он, – бабуля, за что же так с тобой… – он растёр слёзы по щекам.
***
Дальше всё было как во сне. Он просто начал делать то, что был должен. Он должен был поехать к бабушке в больницу. Вот он и ехал. Автобус, метро, автобус. Всё слилось в единый поток людей, шума, суеты, толкотни, холодного дождя, серых московских сумерек и его, идущего сквозь всё это к своей цели.
В больнице его не хотели пускать к бабушке в палату, сказав, что он не является ей прямым родственником. Естественно, он не взял из дома доверенность, которую оформила, уезжая, его мама на бабушку, назначив её его опекуном до совершеннолетия.
Он выслушал отказ уставшей тётки в белом халате за стойкой окна приёмного отделения и устало продолжал стоять напротив неё, чувствуя внутри пустоту и то, что не уйдет отсюда
