Можно даже сказать – провокационно. Да, в Европе полным ходом шел Ренессанс и хватало людей, понимающих, что это и откуда. Хотя бы в общих чертах. Но Москва в те годы от нее была довольно далека…
Дополнял резонансный образ молодого монарха ровный слой пехоты, сверкающий начищенными лориками сегментатами и имперскими шлемами. Импровизациями на их тему, разумеется. Да, на плечах у них висели ружья[64], а на поясах фалькаты и редкие шпаги[65]. Но это было не так уж и важно. Главное в данном случае – это образ, впечатление, эффект. А он оказался на должном уровне. Местные ясно увидели границу между привычной стариной и новизной, которую в их представлении нес Иван. А иноземцы, прибывшие из Европы, прекрасно поняли тот масштабный корпус символов, набитый во все это представление, словно селедки в бочку.
Иван Васильевич проследовал между ровно выстроенными бойцами своего «потешного» полка. За ним чинно проследовали триста всадников. Их набирали из бедствующих поместных дворян, готовых променять на снаряжение, стол, жалованье и прочие прелести постоянной службы свои невеликие поместья. Все они восседали на аргамаках[66] и красовались латными полудоспехами[67], закупленными в Англии. Вид их дополняли пара рейтарских пистолетов в кобурах у седла, длинные тяжелые палаши, также притороченные к седлу, и фалькаты или шпаги на поясе. Совсем не типичные для Руси тех лет всадники ни по лошадям, ни по вооружению, ни по виду.
Процессия неспешно проехала мимо трибуны с гостями. Остановилась, заняв отведенное ей место возле не такой уж и просторной Соборной площади…
Еще в 1542 году молодой Великий князь послал новое посольство, но уже к Константинопольскому Патриарху. С пятью центнерами стеарина, многими мехами дорогими, книгой родословной и просьбой деликатной. А заодно и другим ключевым иерархам православным написал, описав просьбу и перечислив «вклад», чтобы Патриарх Константинополя не увлекся и не забылся случайно. Ну и лично кое-чего в подарок пообещал в случае поддержки с их стороны.
Что у них там были за «терки» и как иерархи договаривались, осталось за кадром. Однако Иеремия I Патриарх Константинополя и глава всех православных христиан таки добрался до Москвы. И не один, а в весьма представительной компании. С ним прибыли патриархи Антиохии, Иерусалима и Александрии. Вот эти четверо и стояли у порога Успенского собора, а за их спинами жался Митрополит Московский и всея Руси Иоасаф… Ну а как еще? На фоне таких зубров он откровенно терялся.
Иван Васильевич подъехал и спустился с коня. Не спрыгнул, а именно степенно спустился. Тем более что тяжелый щит и все прочее снаряжение не располагали к обезьяньим скачкам. Подошел к иерархам. Отдал щит свой подоспевшему подручному. Второму вручил копье. Снял шлем и доверил его третьему. После чего торжественно поклонился жрецам… священникам то есть. Прозвучали краткие приветствия, и вся эта процессия проследовала внутрь.
Ружья – Иван так стал называть пищали нового образца, умеренного калибра, оснащенные колесцовым замком и съемным штыком.
Не имея возможности должным образом обучить свои войска фехтованию, Иван выбрал в качестве основного клинка фалькату (копис) – этакую разновидность не то сабли, не то тесака античного разлива, простую в изготовлении и употреблении как в рубке, так и уколе. Тем же бойцам, что смогли повысить свой уровень фехтования самостоятельно, вручал шпаги, имеющие довольно высокий порог вхождения по квалификации.
Аргамаками на Руси в те годы называли статных турецких и польских лошадей.
Полулаты известны также как доспех ландскнехтов, но применялись не только в пехоте, но и в кавалерии. Как правило, включали в себя кирасу с ожерельем и набедренниками, наплечники, доходившие до локтя, и открытый шлем бургиньот.
