и дисбаланса. Равновесие ему подавай.
Мне стоило об этом вспомнить, когда в последний день первой четверти я, захлебываясь от удовольствия, делилась с Веркой планами на каникулы.
– Мы с Русланом поедем на целый день за город: будем жарить шашлыки, гулять по лесу, играть в бадминтон. А еще собираемся в боулинг-клуб и в кино. Мы вчера весь вечер список развлечений составляли.
Верка скривилась, как от зубной боли. Я, наверное, слишком истошно визжала ей на ухо.
– А еще! А еще Руслан захотел познакомиться с бабулей. Сам предложил. Мы купим тортик и пойдем к ней прямо завтра.
– С чего это он? – удивилась Вера.
– Руслан хочет подружиться с бабулей, потому что понял: я ее люблю больше всех.
– Больше, чем родителей, что ли?
– Экая ты, Вер. Это все равно, что спросить, кого ты больше любишь: мороженное или котят. Родители – это родители. Я их, понятное дело, люблю. Только любовь ведь разная бывает. Бабушка – это мой островок безопасности. Она всегда за меня. Ей не важно, права я или виновата. Знаешь, как приятно знать: для кого-то ты хорошая, что бы ни произошло.
Верка пожала плечами. Наверное, она меня не поняла.
До самого классного часа отличное настроение оставалось со мной. Даже Вероника со своими подпевалами не смогли его мне испортить.
– Светка сегодня сияет, как начищенный медный таз, – громко, так чтобы услышали все в классе, сказала Танька на большой перемене.
– Рада, что в столовке суп на себя не вывернула в кои-то веки, – откликнулась задавала-Вероника.
Я сделала вид, что ничего не слышала. Зачем обращать внимание на тех, кто того не стоит? Тем более, когда «и жизнь хороша, и жить хорошо».
Я и не подозревала, что хорошо жить мне оставалось недолго.
Тучи начали надо мной сгущаться во время классного часа. Выходило, что я закончила первую четверть с тремя тройками. Тройки бывали и раньше – случайные, как мы их с бабулей нарекли. Однако тогда речь шла об одной-двух четвертных троечках по алгебре, физике или химии за год. А тут я умудрилась схлопотать все три в первой же четверти. И главное, у меня совсем не было времени, чтобы убедить маму в том, что я их непременно исправлю к Новому году – мать должна была пойти на родительское собрание в тот же день сразу после работы. А по телефону такие разговоры не ведут – бесполезно просить прощения, если твоих честных глаз не видно.
Во время классного часа темные тучи застлали мой сияющий лазурью небосклон. Гроза же разразилась вечером. Мама метала громы и молнии. Я давно не слышала, чтобы она так орала – пожалуй, с того самого дня, когда я впустила в квартиру цыган, и они утащили все, что плохо лежало. А как я могла не впустить? Я услышала звонок, открыла дверь и увидела двух женщин, одна из которых едва стояла на ногах – глаза ее были закрыты, голова безжизненно склонилась на плечо товарки, руки висели, как плети.
– Доченька,
