его из-за громко работающего телевизора, но отчим постарался сказать это так, чтобы я услышал.
Кинув банку газировки на тумбочку, я с неимоверной силой распахиваю дверь, и она хлопает о стену. Выхожу из комнаты, тяжело дыша, и останавливаюсь наверху лестницы.
– Что ты сейчас сказал? – ору я.
Теперь он меня игнорирует. В бешенстве я бью кулаком по стене, и висящие на ней картины дребезжат.
– Что ты, черт побери, сейчас сказал, Алан?
– Ты слышал.
Ненавижу его. Ненавижу. Ненавижу то, что он живет у нас. Ненавижу то, что он здесь вместо моего отца. Ненавижу то, что мама счастлива с ним. Ненавижу то, что она недостаточно счастлива с ним. Я все в нем ненавижу.
Открывается дверь в другом конце коридора, и показывается мама. Ее темные волосы стянуты в свободный хвост. Она вцепилась в косяк с таким видом, словно в любую секунду готова от страха вновь нырнуть в свою спальню.
Это слегка остужает мой гнев. Одну руку я так крепко сжал в кулак, что ногти впиваются в ладонь, а другой стискиваю подрагивающую тарелку с лазаньей. Я набычился, и, уверен, мои глаза горят лютой злобой.
Я должен бы извиниться, но не могу. Слишком это тяжело. Я еще не извинился перед ней за гораздо худшие вещи. Девушка с кладбища права: судьба строит заговор против нас. Вина, лежащая на моих плечах, всей тяжестью придавливает меня к полу, не давая пошевелиться.
Мама тоже не двигается. Она слышала, что сказал Алан? Она с ним согласна? Отвернувшись от нее, я иду в свою комнату. Я не хлопаю дверью, но наше молчание оглушительней ревущего снизу футбольного матча. Мама не заходит ко мне. Она не заходила в мою комнату все эти годы. Может быть…
Нет, ничего не изменится. Я падаю на постель. Есть больше не хочется. В ушах стоят слова Алана: «Ты закончишь так же, как твой отец».
Он прав. Наверное, так и будет.
Глава 8
МОЙ ОТЕЦ В ТЮРЬМЕ.
Я ни разу его не навещал. Мама, скорее всего, тоже. Мы об этом не говорим. Знаешь, это как семейная тайна, которая вовсе и не является тайной.
На самом деле иногда мне хочется его увидеть. В этом как-то странно признаваться, пусть даже и тебе. Я никогда и никому об этом не говорил, даже своему лучшему другу. Было бы легче ненавидеть отца, но не получается.
Я скучаю по нему. Не так, как скучаю по сестре. Тут даже сравнивать нельзя. Мы с ней порой дрались так, будто настал конец света – как-никак она была моей младшей сестренкой, – но были очень близки. Говорят, потерять члена семьи – это как потерять руку или ногу. Я со смертью сестры потерял половину своей души. Я скучаю по ней, но знаю, что никогда ее не увижу. Ее не вернуть.
Но и по отцу я тоже скучаю, просто не так. И тюрьма – это же не навсегда. Ну, в его случае.
Это ужасно, да? Я совсем больной на голову, раз скучаю по человеку, который ее убил?
Чуть не написал другое выражение вместо «больной на голову», но вовремя вспомнил о том, что ты говорила о своей маме. У меня друг такой же. Он ненавидит, когда я матерюсь, поэтому обычно приходится делать
