Теобальдсе мне досаждают олени! – воскликнул Джон с широкой улыбкой. – И это так несправедливо, что и в моем собственном садике какие-то паразиты портят растения.
– Тогда давай выделим для цыплят другой участок, – предложила Элизабет. – А на этом ты сможешь выращивать все, что пожелаешь.
Оглядев истощенную светло-коричневую почву и кучу мусора неподалеку, Джон пробормотал:
– Вряд ли это идеальное место.
– Конечно, после Теобальдса, – вздохнула Элизабет.
Традескант сразу увидел, что румянец и счастливое выражение исчезли с ее лица. Теперь она выглядела уставшей.
– Элизабет! – опомнился он. – Я не то имел в виду…
Однако она уже отвернулась и направилась к дому. Джон поспешил следом и был почти готов взять ее за руку, но дурацкая робость остановила этот порыв.
– Элизабет, – повторил он более нежным голосом.
Она заколебалась, но не обернулась, лишь прошептала:
– Я боялась, ты бросил меня. Опасалась, что ты женился на мне только из-за обязательств, что получишь мое приданое и после этого никогда не приедешь.
Традескант был ошеломлен ее словами:
– Что за глупости! Конечно я бы приехал! Я взял тебя в супруги с честными намерениями! Конечно я бы приехал!
Элизабет опустила голову, подняла фартук и промокнула глаза.
– Ты не писал, – укорила она. – А прошло уже два месяца.
На сей раз отвернулся Джон. Он бросил взгляд в сторону от дома, туда, где его лошадь паслась на крошечном пастбище, на холм, где возвышалась церковь с квадратной колокольней, указывающей в небо.
– Это верно, – коротко отозвался он – Но я собирался написать…
Его жена подняла голову, все еще стоя к нему спиной. Джон подумал, что они выглядят как пара идиотов, отвернувшихся друг от друга, вместо того чтобы обниматься.
– Почему же ты не писал? – поинтересовалась Элизабет.
Традескант откашлялся, пытаясь скрыть смущение.
– Я не очень-то умею писать, – неловко проговорил он. – То есть совсем не умею. Читать немножко могу, понимаю очень хорошо, а вот писать не обучен. Да и в любом случае… я бы не знал, что сказать.
Теперь каблуком сапога для верховой езды Джон ковырял пыль в углу ее маленького квадратного дворика, испещренного следами цыплячьих лапок. Наконец Элизабет обернулась.
– А что бы ты сказал, если бы собрался написать мне? – полюбопытствовала она.
Ее голос был мягким и соблазнительным; на такой голос реагируют мужчины, такой голос приковывает навсегда. Джон устоял перед соблазном крутануться на каблуках, схватить Элизабет и зарыться лицом в ее шею.
– Я бы сказал, что сожалею, – хрипло произнес он. – Сожалею, что был в дурном настроении в нашу первую брачную ночь, что утром мне пришлось тебя оставить. Когда я рассвирепел из-за этих орущих придурков, я был уверен, что у нас будет следующий
