салона удалили всю отделку: пепельницы, коврики, пластмассовые накладки с дверных ручек, даже набалдашник рычага переключения передач. Глушитель то ли отсутствовал, то ли был намеренно испорчен, чтобы сделать автомобиль полноценным образчиком серьезной военной техники.
Сквозь идеально круглую дырку в полу проглядывал кусок дорожного покрытия. Сидя в этой холодной, гулкой жестяной банке, они с ревом ползли под мостами вокзала Анхальтер. Гласс включил четвертую передачу и вел машину как автомат – видимо, такова была его обычная манера. На девятнадцати милях в час кузов трясся невыносимо. Их продвижение вперед было не робким, но властным: Гласс сжимал верх руля обеими руками и свирепо озирал прохожих и других водителей. Его борода стояла торчком. Он был американец в американском секторе.
Когда они выбрались на более широкую Гнайзенауштрассе, Гласс разогнался до двадцати пяти миль в час и, сняв правую руку с руля, положил ее на рычаг переключения передач.
– Сейчас, – крикнул он, усаживаясь в кресле поглубже, как пилот реактивного самолета, – мы едем на юг, в Альтглинике. Мы построили радиолокационную станцию в двух шагах от русского сектора. Слыхали об АН/АПР-девять? Нет? Это усовершенствованный локатор. Совсем рядом, в Шёнефельде, советская авиабаза. Будем ловить их сигналы.
Леонард встревожился. Он ничего не понимал в радарах. Его специальностью были телефоны.
– Ваши приборы хранятся там. Будете проверять оборудование. Если что понадобится, говорите мне, ладно? И никому больше. Все ясно?
Леонард кивнул. Он упорно смотрел вперед, думая, что произошла страшная ошибка. Однако он знал по опыту, что без крайней необходимости не стоит делиться своими сомнениями относительно рабочей процедуры. Немногословный работник делает – или кажется, что делает, – меньше ошибок.
Перед ними загорелся красный свет. Гласс сбросил скорость до пятнадцати, выжал сцепление и не отпускал педали, пока автомобиль не остановился. Потом он выключил передачу и повернулся направо, лицом к своему молчаливому пассажиру.
– Ну же, Марнем. Леонард. Ради Христа, расслабьтесь. Поговорите со мной. Скажите что-нибудь. – Леонард хотел было сказать, что ничего не понимает в радарах, но Гласс разразился серией негодующих вопросов: – Женаты вы или нет? Где вы учились? Что любите? О чем думаете? – Его прервало появление зеленого света и необходимость найти первую передачу.
Привыкший к аккуратности Леонард принялся отвечать на вопросы по порядку.
– Нет, я не женат. И пока не собираюсь. Я все еще живу с родителями. Закончил Бирмингемский университет, где изучал электронику. Вчера вечером я обнаружил, что люблю немецкое пиво. А думаю я о том, что, если вам нужен специалист по наладке радиолокаторов…
Гласс поднял руку.
– Мне можете не говорить. Все из-за этого кретина Шелдрейка. Мы едем не на радиолокационную станцию, Леонард. Вы это знаете. Я это знаю. Но у вас еще нет допуска третьей степени. Так что мы едем на локационную станцию. Самая дрянь, чистое унижение, начнется у ворот. Нас не будут пускать. Но это мои трудности.
