меня на озере уточки были. Выводок. В гости ко мне ходили. Утята окрепли. Только становиться им на крыло да лететь в тёплые края. Приехала компания. Встали на стоянку. Достали удочки. И начали забавляться – вместо рыбы уток ловить. Насадили корку хлеба на крючок – в воду бросили. Утята бестолковые по молодости давай хватать да заглатывать. Ручные ведь. Пятерых отловили. Мать потом на другой день утром ко мне с двумя пришла только. Под палаткой прятались. Не знаю теперь, спаслись они или нет. А эти в тот же день «по-соседски» ко мне пришли со связкой. Рыбацкой охотой хвалиться. Мол, гляди, дед, какие мы ухари! И водку суют, чтоб за это я им, значит, утят ощипал да выпотрошил. Баб с ними не было, видишь ли… Их бабы разве управились бы? Нет. Взбзднули бы они по такому делу… – Василий замолчал.
– И ты ощипал? – спросила Никитишна, домывая посуду и вытирая руки белоснежным полотенцем, перекинутым через плечо.
Василий опять закурил. По комнате потянулся сизый дымок.
– И выпотрошил тоже. Они бы всё равно их споганили. Бросили бы в кусты тухнуть где-нибудь у озера. А это ж дичь всё-таки…
– Вот и не пойму я тебя. Где-то ты жалостливый, а где – прямо педант.
– Ты меня не ругай, Никитишна. Я сам себя ругаю. Болит у меня вот здесь. Всё больше и больше болит…
Василий встал со скамейки.
– Ну, спасибо тебе за ужин. Пойду я. Мне ещё плесть сегодня. Зима долгая…
И Василий вышел. Больше уже в избе он есть не садился.
Зима этот год была лютая. Банька глухо трещала в сорокаградусные морозы, особенно по ночам, когда все прочие звуки засыпали, трещала так, что он просыпался. Выходил на улицу и слушал, как в звенящей тишине с рассыпанными по небу звёздами то тут, то там хрястнет в ознобе дерево или стена избы. С испугу, наверное, даже собаки в такие ночи не лаяли в селе.
Слипшимся носом с мокрыми усами ловил Василий морозный январский воздух и думал о том, что день уже пойдёт на прибавку, будет на дворе светлее, а там – денёк, другой, третий – и всё. Весна.
Никитишна ругала его за то, что не заходит в избу, что мёрзнет в баньке. Ей сын из города привёз к морозам газовую печку, и она теперь горя не знает. Так, ради удовольствия если, затопит печь, сготовит щей и сидит себе у печки этой новой да повязывает носочки да варежки для ребятишек по заказам соседок, тем зиму и коротает. Сын приедет в выходной – газ поменяет. Это не дровами топить. Навали. Наколи. Сложи…
Василий всё ждал весну. И вот наступила она – весна…
Когда в начале мая после Победы Василий увидел подъезжающий ко двору хлебный «газик» Анатолия Груздева, сердце забилось в счастливом предчувствии – возвращаются на озеро наши мужики, всё будет как раньше, всё будет по-прежнему, раз Анатолий приехал, всё будет чин чинарём.
Анатолий вышел из машины, прошёл в калитку. Поздоровался с широкой добродушной улыбкой. Сел на лавочку перед избой. Перекинул нога на ногу свои кирзовые сапоги. Закурил.
– Анатолий? Здравствуй!
