style="font-size:15px;"> Если же говорить конкретно о том, что мне тогда запомнилось, то я могу сказать о следующем. Наш 24-й корпус вводился в прорыв с отличной от наступающих задачей: уничтожение стратегической авиационной базы. Поэтому мы форсировали Дон и сразу же шли в прорыв. Перед этим, помню, получили очень хорошее пополнение моряков-добровольцев с Тихоокеанского флота. Их численность составляла около полутора тысяч человек. Они пришли к нам в разведку и оказались самыми настоящими вояками.
– Вы в корпусе провоевали до самого окончания войны?
– Да. В его составе участвовали в боях на Орловско-Курской дуге, прошли через Белоруссию, Прибалтику, Восточную Пруссию. Стоит отметить, что на белорусской земле нам встретились очень большие и колоссальные разрушения. Город Минск почти весь состоял из руин. Население нас встречало с большой радостью. Почему такая картина нам представилась при освобождении нашей территории? Дело в том, что, отступая, фашисты старались оставить после себя выжженную землю. Люди от них прятались по подвалам, а потом, как только узнали о том, что наши танки находятся в Минске, вышли на улицы. В Минске четыре улицы названы в честь воинов нашего корпуса: Бурдейного, Ольшевского, Маршала Лосика и еще кого-то. Между прочим, танк маршала Лосика, командовавшего в период тех самых боев мотострелковой бригадой, стоит в виде памятника на постаменте в Минске. Участвовали мы вместе со всем своим корпусом в штурме Кёнигсберга. За это нас всех отметили памятной медалью «За взятие Кёнигсберга». Город предстал перед нами тоже полностью разрушенным. Кругом все было закопчено и находилось в огне. Также мне запомнилось, что в это время нам попались огромные колонны пленных немцев. Они были ранеными, измученными и перевязанными. Под нашим конвоем они следовали куда-то к себе на сборный пункт. Но, повторюсь, точного ничего о потерях я сказать не могу. Откуда мне могло быть это известно? Я одно только помню: что командующий немецкими войсками генерал Ляш сдался к нам в плен. Гитлер приказал отправить в концлагерь всю его семью. Когда он об этом узнал, то приказал всем своим войскам сдаться в плен, да и сам это немедленно сделал.
Между прочим, в Восточной Пруссии я встречал командира корпуса Бурдейного. Происходило это при следующих обстоятельствах. Наступление у нас что-то не шло. Немцы закопали свои танки и противотанковые орудия в землю и остановились на своем рубеже обороны. Все это было связано с большими потерями в танках. В итоге и у нас приостановили наступление. В то время корпусу была придана штурмовая авиационная дивизия, на вооружении которой стояли самолеты «Ил-2», а также 303-й истребительный авиационный полк. Так вот, находясь с радиостанцией на КП командира корпуса, эти авиаторы корректировали свои экипажи: как, мол, им действовать. Короче говоря, делали корректировку по рации с земли. Это обстоятельство объяснялось тем, что едва наши корректировщики составляли по карте данные о том, где находятся наши, а где немцы, и отправляли эти данные в штаб, как мы, продвигаясь довольно быстро и стремительно, занимали те места, где только что
