дело, ваше сиятельство, – притворно чуть обижается Мишка, но под строгим взглядом Прошки тему не развивает. Не время. Хотя господин и в духе сегодня – никого еще не ударил и не приказал Тищенко, сейчас время молчать. Нельзя, чтоб вода перекипела. Как только начнет бурлить, требуется сразу убрать воздух. А для того слушать надо. Для того тишина.
Генерал-фельдмаршал разворачивается левым ухом к самовару. Он напряжен и сосредоточен. Ничего иного, кроме ожидаемого звука, для него сейчас не существует. И не дай бог в эту минуту хоть половицей скрипнуть. Прежний сервиз на том и ушел. Хоть и не в Мишку кидал барин, но и он ежится, вспоминая. Мимо него летели чашки с тарелками. Иван с Ильей – по пьяному делу, конечно – опрокинули тот самый таз в прихожей, как раз между «шумит» и «бурлит». Вот и вылетел весь сервиз в сени. Один молочник остался. Сливок ради. Да и поостыл к тому моменту фельдмаршал, навоевался. Иван с Ильей в дверях навытяжку стояли. И хоть отставные и навеселе, а строй держали, голов под «огнем» не гнули. Илье одна тарелка прямо в лоб пришлась. А он даже руки не поднял, чтобы кровь стереть. Приказа нет – погибай, но терпи. На том геройстве и сошло все с рук обоим. Но повторять такое – упаси господь!
Мишка тянет было руку перекреститься, но останавливается на полпути.
«Кажись, оно близко» – думает Мишка, профессиональным ухом уловив первые бульки. Господин их пока не слышит. Так ведь и не повар он. Пусть и слух для его лет на месте. Еще как на месте. Э, как распевает порой гимны и концерты. Душевно слушать. «Коль славен…» Бортнянского – прямо до слез. Вчера вот как раз. И не только в церкви. В доме стекла дрожат. И сказал чудно:
«Люди не поют. Человек – мясо. Поют ангелы. Нами поют…».
Да хоть и так, а все по нотам. Но у самовара своя нота. Тут Мишка первый у бога. Отсчитав про себя до тридцати, – дальше не надо, да и не учен, – Мишка хмыкает пару раз в руку, обращая на себя внимание хозяина. Тот пристально смотрит на Мишку, взглядом спрашивая: «Пора?». Мишка качает головой, выставив руки, сжатые в кулак, вперед, и, выпрямляя пальцы, начинает вести счет. На десятом – большом пальце левой руки – он командует:
– Туши!
И барин послушно перекрывает заглушками воздух. Следом опять тишина. Не ошибся ли Мишка? Нет. Бурлит как надо. Чуть-чуть. Не перекипая. Не сердясь. С любовью. А добрая вода – это добрый чай и добрый хозяин…
Прошка осторожно выдыхает. За глаза он завидовал всем этим Мишкиным фокусам. Обед его – другой фокус. Да и чай вечерний – сценарий тот же. Шутка ли – приказать генерал-фельдмаршалу! Кто такое может? Бог, Государь и… Мишка. С чего этому поварскому отродью такая честь? Он вот, хоть и невелика вроде премудрость, пару раз по болезни Мишки пытался «услышать», да только получил пинком под зад с кучей ласковых. Знает какой-то секрет Мишка. Но молчит о нем. И после штофа молчит. На втором рассказал бы, конечно. Да вот беда, отключается после первого. Так и живет с тайной своей. Бирюк бирюком. Ну, погоди, узнает фельдмаршал, кто в этом году Дашку брюхатил. �
