потому что это было русское слово «папа». То есть – отец.
А такого быть не могло.
* * *
Заант, милый!
Я не знаю, сможешь ли ты простить ту юную дуру, которой я была. Я оставалась дурой до последнего, до твоего письма, над которым плакала всю ночь. Будь проклята моя гордость, отнявшая у нас эти годы! Не было дня, чтобы я не рвалась написать тебе, но каждый раз гордость поднимала шерсть: слово сказано, он ушёл, забудь!
Я не могла забыть и не могла написать. И выла на башню замка, зная, что ты тоже не напишешь. Ты – такой гордый, такой несгибаемый, такой твёрдый, похожий на камень, из которого вырезал тот цветок.
А ты написал, и моя гордость мурлычет, как виноватая самка накъятт и прячет взгляд.
Заант, мой ветер! Все будут знать только, что это я – я, глупая высокомерная девчонка, а не ты! – пришла с повинной. Я уже сообщила всем, что это я написала тебе первая. Так должно было быть, потому что я виновата в этих годах одиночества.
Заант, цветок цел. Я достала его из тайника и поставила на окно, возле которого увижу тебя. Ты помнишь дорогу к нашему замку. Я и сейчас пишу у этого окна.
Прости меня, мой воин. Прилетай. Или сообщи – и я прилечу к тебе, к твоему окну.
Уже сейчас вся твоя перед Предками и собой —
Элайн.
На миг кен ло Хеерорд подумал, что от радости, кажется, вполне можно сойти с ума. А в следующий миг – в следующий миг любой, кто увидел бы фантора, решил бы, что тот и впрямь сошёл с ума: вылетев из-за стола, кен ло Хеерорд вдруг издал дикий вибрирующий вопль: «Ай-лллла-ла-ла-лаййй!» – и, подскочив в воздух, исполнил классический плясовой «разбег», после чего пустился по комнате, отплясывая руанн29 так, что его предки дружно решили бы: нет, Род не измельчал!
Успокоившись наконец – хотя бы внешне – и тяжело дыша от радости, он постоял у стола, снова и снова пробегая письмо взглядом, выхватывая из него то одну, то другую строку и словно бы лаская их или пробуя на вкус. Потом – спохватился: срочно надо было писать ответ, не медлить ни секунды! Последний день короткого отпуска – и подарил ему такую радость!
Он недовольно обернулся на звук шагов.
И удивился тому, что это вошёл мальчишка – обычно он ходил легко, почти неслышно, а сейчас поступь была почти взрослой, какой-то чёткой, жёсткой и решительной.
А самое главное – таким же было его лицо.
– Заант, – тихо сказал мальчик. Сторк, ещё не остывший от внезапной радости, махнул распечаткой:
– Она написала мне! Слышишь, она мне написала!
На лице землянина появилась улыбка. Радостная улыбка… но лишь на миг. Потом оно вновь стало прежним – холодной маской.
– Что случилось? – кен ло Хеерорд отложил письмо, не сводя глаз с воспитанника. – Что произошло?
– Заант, –
Мужской одиночный танец у сторков. На Земле на него более всего похож украинский гопак.
