выяснял долго. Маша Баранова сообщила, что в это время крепко спала, а во сне она никогда ничего не слышит. Вдове Синицын поверил не сразу. Он погнал стажера Лапина наводить справки у ее подруг и друзей по факультету. Те подтвердили (они выезжали на практику и жили с Барановой под одной крышей), что молодая женщина отличалась отменным здоровьем и крепким долгим сном. И по словам ее маменьки, Тины Андреевны Барановой, с которой Слава встретился лично, Машу нельзя было разбудить даже выстрелом возле ее хорошенького ушка.
Жильцы двух других квартир первого этажа уверяли, что выстрела не слышали, потому что тоже спали. Славе пришлось вписать их слова в протокол, хотя он и подозревал, что они нагло врут только потому, что им не хочется становиться свидетелями.
Старший лейтенант нервничал, но ни следа преступника, ни мотивов убийства нащупать не мог. Он каждый день понуро отчитывался начальству о проделанной работе и ехал в Гороховский переулок на очередную беседу с вдовой. Не узнав ничего нового, отправлялся по издательствам, выпускавшим книги писателя. Там разводили руками. Издателям смерть раскрученного беллетриста ничего кроме убытка не сулила.
Поначалу Синицына посещали всевозможные догадки. Версии в его голове роились. Он предполагал, что и издателям верить нельзя. Они могли отомстить Олегу Ивановичу за то, что он предпочел одних из них и отказал другим.
Книги Каребина выпускали два крупных издательских дома. Одним руководил Илья Эдуардович Гаврилов, другим – Светлана Михайловна Рачевс-кая. Вполне реально выглядела версия, что кто-то из них и не простил писателю его измены.
Но в реальной жизни дело обстояло обыденнее и проще. Гаврилов не мог издать последнего романа Каребина, потому что слишком много вложил денег в его предыдущую книгу, и сам позвонил конкурентке, чтобы та встретилась с Олегом Ивановичем. Рачевская с удовольствием согласилась, поскольку как раз была на распутье. Новый роман писателя ее выручал.
– Мама, я бездарный, тупоголовый юнец, – жаловался Синицын, укладываясь в постель, – я никогда не распутаю этого преступления, и меня погонят с работы поганой метлой.
В отличие от матерых детективов, которые забывали о профессии, ступив за порог своего кабинета, Слава мучился расследованием днем и ночью – ведь убийство Каребина было его первым самостоятельным делом. Вера Сергеевна гладила сына по голове и говорила успокоительные слова:
– Ну зачем ты так, Пусик? Ты был самый способный студент на курсе. Ты с отличием защитил диплом. И вообще, Пусик, ты очень умный и толковый. Все будет хорошо. Спи.
– Ничего не будет хорошо, – мрачно возражал он, – я осел и тупица.
Но молодой организм брал свое, и Синицын засыпал. Так прошло две недели.
Сегодняшний день также не сулил Славе никаких авансов. Утром, как и все последние дни, старший лейтенант навестил вдову, ровным счетом ничего от нее не добился и решил
