Обманет, шельма, – заключил Самарин, но возницей заинтересовался.
– Его Сабсаном звать. Он третьими санями правит. Гур – человек бывалый, нутром чую, – добавил Степан и, стегнув лошадь, мигом нагнал третий возок.
Поравнявшись, некоторое время ехали молча. Самарин хотел рассмотреть гура, но тот надвинул шапку, и лица его не было видно.
– Скажи, милый человек, тебя, кажется, Сабсаном звать, верно ли, что ты другую дорогу знаешь, не тверскую?
Возница повернул к Самарину загорелое лицо, освещенное закатным солнцем, и купец удивился его красоте. И вправду, возница на калмыка походил мало. Только чуть удлиненный разрез глаз говорил о наличии восточной крови, смуглость его кожи скорее происходила от загара, чем от природного цвета.
– Есть тут солевой путь. Он верст на двести короче тверского. Только наезжен плохо, – спокойно ответил возница.
Самарин почувствовал, что ни голосом, ни лицом гур не выказал никакого смущения, он держался с хозяином как равный с равным.
– Наезжен плохо – не беда. Мы не на скачках. Сани кое-как пройдут, а то, что короче, это в радость… Но как насчет разбоя? – поинтересовался купец.
– Это как везде, – отозвался возница.
– А ты без боязни, – упрекнул Самарин. – Тебе-то терять нечего, я свое не один год наживал, В рыбицу немалые деньги вложил. Мне разбой страшен.
– Решать вам. – Гур отвернулся, давая понять, что данную тему он обсуждать не желает.
– Ладно, сворачивай на новую дорогу. Поведешь обоз. Дойдем без блуда – с меня червонец. Вставай вперед обоза.
Через две версты Сабсан свернул обоз с Волги, и они въехали в лес. Дорога заметной просекой тянулась вглубь.
Часа через три въехали в небольшое сельцо. Крестьяне спали, злые лохматые псы обступили обоз и с громким лаем пытались цапнуть возниц за ноги. Когда собаки совсем разошлись, Сабсан спрыгнул на снег и поднял руку. Собаки вмиг смолкли и, поджав хвосты, разбежались по дворам.
– Ты что, собачий язык знаешь? – удивился Самарин. – Что ты им сказал?
– Успокоил, и все, – пояснил возница.
В избушках начали зажигать лучины и свечи. Наконец появились и жители.
Самарин сторговался о постое. Возницы распрягли лошадей, задали им сена и овса.
Купец и Степан договорились спать в одной избе, принадлежащей крепкой бабе Матрене. Оставшись вдовой с тремя детьми, Матрена содержала хозяйство в чистоте и порядке.
Баба растопила печь. Рубленная топором мерзлая осетрина распространяла по избе аппетитный запах вьюжки. Самарин полез было в свой походный сундучок за крепкой настойкой, но хозяйка поставила на стол полную четверть прозрачного первачка. Степан нетерпеливо поглядывал на свою, пока пустую, кружку, когда в избу тихо вошел Сабсан и знаком позвал Самарина в сени.
– Пока не захмелели, хочу кое-что сказать, – шепнул гур купцу.
– Что приключилось? насторожился Самарин.
– Пока ничего, но подумай сам: шесть дворов, и везде вдовы,
