чавкает она.
– Нет, правда. – Неуклюже виляю по дороге, ступая осторожными мелкими шажками.
Она останавливается. Ее черные глаза впиваются в мое лицо.
– Да я взяла бы все на себя! Мы же братаны? Так? Не знаю, чего ты переживаешь… – Пожимает плечами. – И вообще, идея-то была моя!
Теперь она думает, что я трус, зануда и слабак. Вот же придурок! И надо было так облажаться?
«Нужно срочно исправлять ситуацию. Как?»
И чтобы отвлечь ее внимание от своего состояния, (а заодно и продемонстрировать силу), я ловким движением перехватываю из правой руки в левую тяжелую бутылку с газировкой и, приложив все усилия, кручу крышку.
Кххх-пшшшшш!!!
– Аа-а-а! – Визжит Элли, отскакивая назад.
Элли
Струя сладкой шипучки летит мне в лицо и на одежду, попадает в рот, в уши, залепляет глаза и оседает на волосах. Только и успеваю, что вскинуть в неожиданности руки и громко взвизгнуть, как липкая жидкость уже покрывает всю поверхность моего лица и тела.
Моргаю, плююсь, протираю тыльной стороной ладоней веки и, наконец, смотрю на виновника шипучего апокалипсиса: рыжий газировка-мэн стоит посреди дороги, выпучив глаза и вывалив челюсть. С его ресниц и мягких рыжих волос стекают пузыристые коричневые капли. Видок у парня такой, будто мамашка случайно застала его за неприличным занятием.
– П-прости… – бормочет, слизывая языком сладкие капли с поверхности над верхней губой.
А он милый. Жутко милый, неуклюжий и искренний в своей непосредственности.
– Ничего, – закусываю губу, глядя, как на его белой рубашке кляксами расползаются коричневые брызги, и понимаю, что больше не могу себя сдерживать.
Начинаю хохотать, как безумная. Показываю на него пальцем. И он тоже смеется. А потом я смотрю на свою испорченную одежду и тоже смеюсь. Мы не можем остановиться, ржем, цепляемся друг за друга и падаем от смеха прямо на дорогу.
Наконец, утерев слезы и успокоившись, идем прочь из жилого квартала через парк. Беру у него из рук бутылку и жадно выпиваю остатки приторной теплой газировки, которая никак не хочет лезть в горло, а затем говорю:
– Мать твоя тебя пришибет.
– А мне насрать, – хихикает он и, поймав мой взгляд, с серьезным видом прокашливается.
– Она тебя любит. – Говорю, поджав губы. Отхожу, швыряю пустую бутылку в мусорный бак, возвращаюсь и тяжело вздыхаю. – Хоть и двинутая, но любит. Сразу видно.
Мы сворачиваем на тропинку, ведущую к реке.
– А… твоя где? – Спрашивает парень.
– Моя… – Ускоряю шаг. – Где-то.
– Что это значит? – Звенит за спиной его голос.
И я решаюсь довериться. Все равно, у меня кроме этого мальчишки никого больше и нет.
– Папа отсудил у нее опеку. Это было много лет назад.
– И вы не видитесь?
Смотрю на него через плечо,
