а с балкона свисала девушка с сигаретой в зубах.
«Матерь Божья» – подумал я. Неужели, это она лишит меня невинности? Настоящая мечта поэта, но не моя точно. Красное, румяное лицо, явно принявшее свою дозу. Сиськи свисали с самой рамы балкона, выпрыгивали наружу и просились на ручки. У меня зашевелилось в штанах, и остановилось в голове.
– Эй, глянь! Две ебучки приехали! – крикнула она и загоготала. И вдруг, выскочили сиськи другой вампирши, что более привлекательней и трезвей. Они были не плохи.
– Мы вас ждём мальчики. Квартиру вы знаете, – и они спрятались в конуру без вольности.
А он всё набухал и голова кружилась всё сильней, и не решительность моя вылазила осторожно, но уверенно как червяк из яблока. Страх, словно подстрекатель, уничтожал всю мою любовь к женщинам. Кровь кипела, и бурлила перед настоящим и неизвестным. Я снова отхлебнул вина, чувствуя как от волнения немеет язык.
«Уверенней!!» – приказал себе я. Мы ступали на лестницу, как чёрные солдаты СС, в гетто евреев, в дома проигравших и проклятых. Улицы предсказывали ночь. Двери уже были открыты, а в коридоре стоял дым дешёвых и сладких сигарет. Первым вышла толстушка.
– О, две ебучки. А мы вас так заждались, что почти всё вино выпили, но водка не тронутая.
Она чмокнула меня, и схватилась за бок.
– Худышка такая. – она снова открыла свой рот бегемота, издавая звуки, похожие на скрежет водосточных труб.
Напряжение в конечностях ног сошло, и кровь стала отливать обратно в мозг, оставляя все надежды на постельные танцы.
Кривой обнял её и ущипнул за задницу, мы пошли в большой зал. Два кресла и один диван. Телевизор. Шкаф. Стол. Ещё одно уродство быта. Вторая подруга была гораздо симпатичнее, и она мне даже понравилась. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. Толстушка ухаживала за Кривым, они уже целовались, и он лапал её сиськи. Я стоял не дыша, и сел в кресло. Черноволосая внезапно взяла бутылку водки, опрокинула по двум стаканам и подставила один мне.
– За знакомство, – сказал я, и подмигнул ей. Она улыбнулась, и подняла стакан первой.
«Чёрт, – подумал я. Нужно заняться ей. Пора целоваться.»
Её руки, взяли со стола копчённую солёную рыбу. И жир и масло, стекал по рукам до того как она пустила это через свои пухлые губки, с наслаждением шмакая и размазывая всё это языком, окончательно погубив мою надежду, и заодно свой вечер.
А Кривой уже вовсю лежал на толстушке и спускал с себя штаны. Чернявая продолжала есть рыбу, хватаясь за её голову и впиваясь в жир и масло, своими ногтями, поедая один кусок за другим. Внутренности мои запричитали, и не единый во мне дух не сказал «Останься». В какой раз, я вижу небо чёрного цвета, но оно без душно и не приветливо ко мне.
– Отойду в туалет, – сказал я.
– Давай, – прожёвывая сглотнула эта голодная сука. Я вышел в коридор и бесшумно открыл дверь, после чего вышел и также закрыл её за собой. Теперь я был жалким евреем, убегавшей с места где бичуют гестапо и
