дедушка.
Я бы отдала любые деньги, только бы провести еще один день с родителями, но факт остается фактом: после их смерти я унаследовала крупное состояние. Благодаря дедушке Джонсону дом никогда не был в ипотеке, а папины сбережения и выплаты по страховым полисам моих родителей привели к тому, что сейчас у меня на счету чуть больше миллиона фунтов стерлингов.
– Я продам квартиру, – вдруг заявляет он.
– Почему? Нам не повезло, вот и все. Нужно сменить агентство, выбрать то, где тщательно проверяют рекомендации квартирантов.
– Может, нам оба жилья стоит продать?
На мгновение я даже не могу понять, что он имеет в виду. Продать Дубовую усадьбу?
– Это большой дом, да и сад трудно поддерживать в порядке, учитывая, что мы оба не знаем, как это делать.
– Можем нанять садовника, – предлагаю.
– Платановая усадьба вышла на рынок с изначальной стоимостью в восемь с половиной миллионов фунтов, а в ней всего четыре комнаты.
Он говорит серьезно.
– Я не хочу переезжать, Марк.
– Мы могли бы купить какую-нибудь общую собственность. Что-то, что принадлежало бы нам обоим.
– Но Дубовая усадьба и так принадлежит нам обоим.
Марк не отвечает, но я знаю, что он со мной не согласен. Он окончательно переехал ко мне в конце июня, когда я уже была на четвертом месяце беременности, и оказалось, что Марк несколько недель не ночевал в своей квартире.
«Чувствуй себя как дома», – радостно сказала я, но сами эти слова словно подчеркнули тот факт, что домом владею я.
Прошли дни, прежде чем Марк прекратил спрашивать у меня, можно ли ему заварить чаю, и недели, прежде чем он перестал сидеть на диване, не поджимая ноги, как и полагается гостю.
Хотела бы я, чтобы он любил этот дом так же, как и я. Если не принимать во внимание три года, проведенных в университете, я прожила тут всю свою жизнь. Да, вся моя жизнь прошла в этих стенах.
– Просто подумай об этом, – мягко предлагает он.
Я знаю, Марк считает, что здесь слишком много призраков. Что спать в родительской спальне для меня нелегко. Может, это и для него нелегко…
– Ладно, – соглашаюсь я.
Но я имею в виду «нет». Я не хочу переезжать. Дубовая усадьба – это все, что у меня осталось от родителей.
Элла просыпается ровно в шесть. Когда-то это время казалось мне невероятно ранним, но после недель ночных бдений и постоянного подъема в пять пробуждение в шесть утра кажется поздним началом дня. Марк заваривает чай, а я укладываю Эллу в кровати с нами, и мы валяемся еще часик, прежде чем Марк идет в душ, а мы с Эллой спускаемся завтракать.
Полчаса спустя Марк все еще плещется в душе – я слышу гул в трубах и ритмичный перестук, эдакое музыкальное сопровождение любого включения воды в нашей ванной. Элла уже одета, а я вот еще в пижаме, танцую на кухне, стараясь насмешить малышку.
Шорох
