Аллы, и Раи на сеновале, как надежда на то, что когда-то наконец… А ведь я повидал уже скульптуры Кановы – это один к одному как в моих юношеских мечтах и даже снах: светящееся, идеальное тело, словно и не материальное вовсе, словно что-то воздушное, неземное, чудесное, что и словами-то выразить нельзя, разве что если музыкой…
Первые снимки
Вообще-то я пытался. Первая попытка была, как уже говорил, с Тоней, но это так, мимоходом, почти случайно – слишком непростые отношения у нас были, чтобы еще и этим заняться.
Но вот уже после нее, однажды вечером, стоя у своего открытого окна летом и глядя в синий в поздних сумерках двор, я заметил какое-то движение в окне, которое было тоже на втором этаже нашего дома – во флигеле, который перпендикулярен нашему. Окно, таким образом, находилось от меня слева, наискосок, на одном уровне с моим. По прямой до него что-нибудь метров двадцать. Что-то белое двигалось в окне, без очков трудно было понять, что именно. Я надел очки, глянул… И сердце мое забилось. По комнате в электрическом свете люстры ходила голая женщина.
Не сразу я даже сообразил, что это моя вполне хорошая знакомая, соседка, что старше меня на несколько лет, – Валя. На улице было жарко, окно открыто, но легкие тюлевые занавеси колыхались на нем, так что разглядеть подробности было трудно. Однако чрезвычайно волнующим был сам факт.
Через несколько дней, встретив Валю во дворе, я сказал, что видел «прекрасную картину в окне». И как-то само собой вырвалось:
– А что если я тебя так сфотографирую? Давай?
Совершенно неожиданно она тут же и согласилась.
О цветной фотографии я тогда даже и не мечтал, она вообще не получила еще такого развития, как потом, а у меня, к тому же, с деньгами всегда было плохо, так что речь могла идти лишь о черно-белой. И вообще был у меня обычный фотоаппарат «Киев», незеркальный, с обычным видоискателем – тот, которым я фотографировал в детских садах.
Назначили день, Валя пришла, спокойно разделась, я понятия не имел, куда ее посадить или положить, голова у меня тотчас закружилась, как у пьяного, руки дрожали, я почти ничего не видел в видоискателе, а голос мой странно хрипел. Ко всему прочему, Валя предупредила – еще в тот день, когда мы договаривались, – что у нее на ногах и на бедрах «сосудики синенькие» и надо бы сделать так, чтобы их не было видно на фотографиях. Я тогда пообещал, разумеется, а теперь где уж было обращать внимание на такое, если передо мной абсолютно обнаженная женщина, и вообще это ведь был мой первый опыт «фотографирования обнаженной натуры», потому что случайные фотографии Тони – еще раз повторю – считать нельзя.
Ну, в общем, отснял я пленку по-быстрому – Валя, ко всему прочему, торопилась куда-то, – с трудом перевел дух, когда она ушла. И тотчас же начал пленку эту проявлять. А вечером и печатать.
И скоро стало ясно, что в очередной раз я потерпел сокрушительное, стыдное поражение: фотографии получились отвратительно. И позы неестественные, и ракурсы ни к черту, и свет ужасный, и фон плохой.
