зум, возьми обычный телеобъектив. Но смысл? Для стандартной репортажной съемки ничего, кроме микрофона, не нужно.
– Не знаю, мне и так хорошо, – сказал Гоша.
Он тоже носил репортерский ошейник, предыдущего поколения, никаких там нейротехнологий – широкий воротник с аккумулятором и блоком связи, две стабилизированные камеры на плечах, микрофоны, все очень скромно, зато надежно.
Ник еще слегка пошатывался и глупо улыбался. Он был счастлив оказаться среди своих. Гоша крепко держал его за рукав.
– Ну, мы поехали. – Миша по очереди пожал руки полицейским.
– Передайте Боре, мы его очень уважаем, но… сам дурак, – сказали ему. – И пусть сюда даже не думает соваться. При всем уважении, служба у нас. Спеленаем и засунем в первый же самолет.
– Откуда у вас самолет в Америку? – спросил Миша ехидно.
– Ну, тогда паровоз!
– В Америку.
– Наш паровоз вперед летит! – сообщили ему со значением.
– Я вас уже боюсь.
– Да есть самолет, вон же… – полицейский кивнул на Ника. – Чартер вашего коллеги.
– Так ему стоять еще сутки.
– А нам-то какая печаль? Зато там по закону территория США. Добро пожаловать на борт, и дело в шляпе, интернировали. Мы его даже кормить не обязаны будем, пусть Госдеп о нем заботится, шлет ему гамбургеры со своей кухни, раз он уже дома.
– У Бори здесь дом, – сказал Миша грустно.
– Так не надо было в нем гадить. Нет, мы все понимаем, человек погорячился…
– Он просто боится, что все плохо кончится.
– Как бы все ни кончилось, с государем так не разговаривают! – сказал полицейский. – Попробовал бы он ляпнуть такое королю Англии!
– Попробовал бы он сделать это в мечети! – сказал Миша и тем разрядил обстановку, потому что все заржали.
Ник тоже на всякий случай вежливо хихикнул.
Он знал, о чем речь, но не понимал, отчего русские восприняли инцидент с Бо́рисом так остро. Вероятно, дело в том, что они только-только завели себе царя, а формально еще даже и нет, – связывают с ним большие надежды и потому ревностно отстаивают его честь.
А Бо́рис Саленко, самый популярный иностранный журналист в России, «наш русский американец», взял да сказал, что это дурацкая идея, дурацкие надежды и сам царь дурак.
Прямо царю и сказал, благо они много лет знакомы.
По счастью, избранный государь – так зовут царя, пока не коронован – отнюдь не приказал отрубить наглецу голову на Лобном месте, и даже челюсть ему не свернул. Монарху не положено бить простых смертных. Это, кстати, Бо́рису повезло, а то колотушка у его величества Романа Первого что надо, и опыт есть, он все-таки отставной полковник спецназа. Государь всего лишь заявил: сам дурак, я с тобой больше не разговариваю, пошел вон. После чего самый популярный журналист мигом превратился в самого никому даром не нужного
