заталкивая в столовую низкую тележку.
Половина больных оторвалась от трапезы и уставилась на Петра.
– Чего спишь? – бросил Ренат. – Это тебя.
Пётр отодвинул кашу и, проглотив ячменный напиток, встал из-за стола.
– Лекарство не забудь, – предупредил санитар.
Запивать было нечем, и Пётр хотел оставить таблетки на потом, но Ку-Клукс-Клан преградил ему дорогу и строго произнес:
– При мне. Чтоб я видел.
Пётр закинул колесики в рот и с хрустом разжевал.
– Молодец, – нехорошо улыбнулся санитар. – Теперь свободен.
– Ты покажи ему, где комната отдыха, – попросил Ренат. – Он же забывает.
– Сам найдет, если захочет, – осклабился тот. – По запаху.
Пётр тяжело посмотрел на санитара, но не ответил. Рано.
– Здравствуй, Петенька, – молвила какая-то серая женщина с большой хозяйственной сумкой. – Я тебе пирожков принесла. И курочку.
– Здравствуйте, – сказал он и увидел, что лицо женщины потемнело еще больше. – Вы чем-то расстроены?
– Нет, нет, что ты. У нас всё хорошо. Ну, как ты здесь?
– Мы знакомы?
– Петенька, я Люба, – трагически произнесла она и, вздохнув, добавила: – Твоя жена.
Вот так номер. Он откровенно рассмотрел посетительницу – невзрачная, изможденная. Волосы неухоженные, с сединой. Морщинки. Маленькие, сухие – по всему лицу. Да она ему в матери годится!
– Жена, – повторила незнакомка. – Люба… Кирюшку тоже не помнишь? – без особой надежды спросила она.
– А кто это? Брат?
Люба достала платочек и приложила его к носу. Неуверенно погладила Петра по руке.
– Кушаешь нормально?
– Нормально, – отмахнулся он и, чтобы хоть чем-то ее порадовать, сказал: – Как дома? Что новенького?
– Да что… А! Кирюшка документы подал. В августе экзамены.
– Куда?
– В приборостроительный какой-то. Я не слежу. Пока с работы вернешься, пока приготовишь… Там зато кафедра военная есть. Бронь.
Пётр встрепенулся, но разговор был о другой броне, совсем не о той, с которой он, не удержавшись при торможении…
Дальше – черная вата.
– Люба?
– Да?
– Ты прости, но… посмотри на меня. Нет, посмотри внимательно. Я точно тот, за кого ты меня принимаешь? Ты в этом уверена?
Женщина коротко взглянула ему в глаза и разрыдалась.
– Ты, Петенька, ты. Я Валентину Матвеичу фотографии принесла, он так велел. Он сказал, это тебе поможет. Там дача наша, и мы с тобой на качелях. Ты их сам варил. А Кирюшка красил. Помнишь?
– Помню! – неожиданно воскликнул Пётр. Вскочив на ноги, он дошел до телевизора в углу и круто развернулся. – Правда помню!
Люба широко раскрыла рот и вновь залилась слезами. Полезла обниматься.
