с холодным шариком, а всего себя: кожу, мышцы, глаза, каждую косточку и каждый нейрон в отдельности. Он ощущал плоть как миллион мелких деталек, организованных в единую систему. Тихон повернул голову, и панорама крутанулась в обратном направлении, но прежде он зафиксировал натяжение сотни тонких нитей в области шеи.
Шаг вперед – тундра понеслась навстречу с такой скоростью, что он инстинктивно вытянул руки. Одновременно с этим впереди раздалось два несильных взрыва. Локтевые суставы отозвались гудением, как после резкого поднятия тяжести. Он недоуменно посмотрел на свои ладони, но на их месте торчали… две короткие трубы.
– Внимание, – вмешался Игорь. Теперь Тихон легко отличал его от диктора. – Как ты, курсант?
– Не знаю… Вроде ничего, – сказал он, и губчатая трава вокруг заплясала от беспорядочной стрельбы.
– Не волнуйся, я буду с тобой. Если что – сразу вытащу.
– Где я? – Еще две коротких светящихся очереди в свинцовое небо.
– Ты влип, Тихон.
Смысл фразы и интонация, с которой говорил Игорь, странно расходились: угрожающие слова «ты влип» он произнес как сердечное поздравление.
– Куда?
– Лучше помолчи, а то весь полигон перепашешь, – сказал лейтенант.
– Тело оператора остается в кабине, – вновь проклюнулся ничейный голос. – Сознание транслируется в командный блок машины. На время внедрения психоматрицы оператора в КБ он, оператор, субъективно становится самой машиной.
– Не внедрения, а влипания, – поправил Игорь. – У нас это называется так.
Тихон попытался на себя посмотреть, но у него не получилось. Машинная физиология позволяла вращать головой на все триста шестьдесят градусов, произвольно менять остроту зрения и даже наблюдать несколько предметов сразу – кажется, он имел не менее пяти независимых глаз – однако, получив новые возможности, Тихон утратил кое-что из того, что без труда мог сделать любой человек, например, увидеть свой живот.
Он отошел назад, и почва стремительно вылетела из-под ног. Тихон снова безотчетно взмахнул руками, покрывая землю неглубокими воронками, хотя уже знал, что упасть для него крайне затруднительно: впереди, там, где он стоял, остались три широкие колеи.
– Согласись, танк с ногами был бы просто смешон, – отозвался на его мысли Игорь.
– Танк?!
– А что же ты думал? Ладно, для первого раза достаточно, вынимаем.
Тихон вернулся к исходному состоянию, то есть к полному отсутствию тела. Он снова парил где-то в небытие.
– Любуйся, – сказал лейтенант, и рядом материализовалось то, чем – или кем? – Тихон был секунду назад.
Сверху броневик оказался квадратом со стороной в три с половиной метра. Три гусеницы-трака, установленные то ли для проходимости, то ли в ответ на троичную моду конкуров, придавали ему сходство с перевернутым
