Системы Он – отец, а от отцов Система приучена избавляться. В этом, в сущности, и заключен главный принцип любого развития. Тот самый закон отрицания отрицания, сформулированный еще в Библии.
Буржуазия породила пролетариат, который стал могильщиком буржуазии. Пролетариат породил Систему, которая стала могильщиком пролетариата. Теперь на очереди Он – ее Отец – создатель, могильщик которого где-то рядом.
Круг замкнулся.
12
КНЯЗЬ
Люди лежали вповалку: женщины с детьми, храпящие мужики и старики с провалами беззубых ртов, какие-то солдаты с самодельными фанерными чемоданами, и над всем этим витал тяжелый дух портянок и пота. Это был знакомый дух войны, которая, казалось бы, давно закончилась, а новую еще не время было начинать.
Навстречу попалась цыганка, которая почему-то выделила из толпы именно его. Наверное, хотела погадать, но Он рассеянно прошел мимо, и лишь одно слово запоздало шевельнуло память. Это было слово – князь.
Когда-то очень давно, еще в молодости, он и в самом деле считал себя князем, а точнее – побочным сыном князя, с которым, скорее всего, согрешила или могла, должна была согрешить его мать.
Впрочем, в последнем Он даже сомневался. Значит, и он – князь. И не просто князь, а князь Эгнатошвили – прекрасный древний род (в то время его мать, Кэкэ, служила у них экономкой), своими корнями уходящий в седое прошлое, когда каждый мужчина рождался для войны, и от звона оружия вскипала кровь.
Возможно, потому она и устроилась в имение к князю, чтобы родить его, Coco…
Так поступали женщины во все века, чтобы сохранить род, и лично он ее за это не осуждал. Ему даже нравилось носить в себе тайну, ореол которой, порой, действовал более неотразимо, чем сама тайна. Особенно в молодости, заставляя неистово биться пылкие сердца провинциалок, начитавшихся всех этих графов Амори и душещипательных французских романов.
Потом, правда, одна тайна сменила собой другую, когда слово «революционер» стало, как признание в любви.
Но здесь о Его пролетарском происхождении уже позаботился бедный сапожник Виссарион.
Хотя, разные ходили слухи.
Был даже слух, что Он сын знаменитого путешественника Николая Михайловича Пржевальского (спору нет – они похожи, достаточно две фотографии поставить рядом), который и в самом деле гостил в то время в имении князя – в Гори.
Но сколько Он ни выспрашивал мать, Кэкэ – старая развратница лишь загадочно смеялась, задумчиво щурила глаза, словно старалась что-то рассмотреть за туманом времени.
И не могла. Или не хотела, как всякая женщина, предпочитая тайну, которую так и унесла с собой.
Лишь потом, после революции, его люди обнаружили дневник Пржевальского, который, как истинный ученый, имел обыкновение записывать все самые значимые в своей жизни факты и события, и где рождению сына посвящено немало страниц.
А разве
