азались им неприличной старостью для музыканта…
В тот день устали так, что ноги подгибались и до тошноты хотелось есть. В горле першило от ржания. И нужно было выпить портвейна, в тепле, под горячую закуску. Решили завернуть в чебуречную на Майорова.
На первом этаже был бар и, как всегда, играла музыка. Поднялись на второй.
– О, привет, Жора! – увидел Михаил сидящего за столом в одиночестве чувака с длинными волосами и грустным узким лицом. Перед ним тарелка с чебуреками и ополовиненный стакан. И ещё блокнот и ручка.
Чувак шевельнул губами – типа улыбнулся. Привстал и снова сел.
– Вы знакомы? – Михаил оглянулся на пришедших с ним. – Андрюша, Витя… А это Георгий из «Россиян».
Андрюша и Витя по очереди пожали руку Георгию, но представились иначе. Первый, плотненький, невысокий, сказал – «Свинья», а второй, узкоглазый и тощий, – «Цой».
– Жора, мы к тебе приземлимся? – спросил Михаил.
– Ради бога…
Взяли по порции чебуреков по-ленинградски с соусом и две бутылки «Кавказа».
Жора сидел и смотрел в блокнот. Его чебуреки оставались нетронутыми, а вина в стакане слегка уменьшилось.
– О чем призадумался?
– Так… – Жора перевернул блокнот исписанной страницей вниз, взялся было за чебурек, но не выдержал и сказал тихо, как-то вскользь, словно пытаясь сделать вид, что не он выдал такую важную тайну: – У нас запись завтра.
Михаил перестал жевать, изумленно смотрел на длинноволосого.
– Гонишь.
Жора не ответил, и Михаил понял, что это правда.
– А можно с вами? Посмотреть, как вообще происходит… Жор, пожалуйста?
– Ну, я не знаю. Не я там главный… – И Жора с неохотой, с усилием, но разговорился: – В красном уголке каком-то. Ещё и, понимаешь, не наша команда только, а с этим… Аркаше какому-то будем подыгрывать. Блатарь, не наша зона вообще…
Михаила снова парализовало изумление. Некоторое время он глядел на Жору круглыми глазами, беззвучно приоткрывая рот. Потом выдавил:
– Аркадий Северный?
– Вроде Северный… А ты его знаешь?
– Слышал плёнки… И вы с ним?
– Ну, песен пять своих споём – вот выбираю, какие будем… А потом ему, хм, аккомпанировать… Сегодня только договорились, а завтра запись. Но надо. Материала на три альбома, а ни одной записи студийной до сих пор…
– Жор, возьми побыть. Мы тихо себя вести будем.
– Вы? – Жора с брезгливостью посмотрел на жадно евших и пивших вино Андрея и Витю, которые, казалось, и не слышали разговор.
– Ну да. Они тоже музыканты. Нормальные чуваки. Пусть учатся.
Жора допил вино. Порция из четырёх чебуреков по-прежнему была цела – совсем, наверное, остыла…
– Хорошо, – решился. – Только, Майк, если там начнут выгонять эти, которые с Аркашей, вы не лезьте. Я не решаю… Вообще как-то мутно всё…
– Ладно, ладно, – кивал Михаил. – Адрес черкни.
Жора вырвал лист и написал адрес.
– Не позже двенадцати.
Михаил кивнул и стал наливать ему вина.
– Не надо. Мне хватит. Завтра нужно в нормальном состоянии быть.
– Правильно.
Посидев ещё минуту, Жора поднялся и, подхватив блокнот, не попрощавшись, вышел из зала… Его остывшие чебуреки Андрей и Витя поделили между собой.
С трудом нашли точку. Она находилась на проспекте Энергетиков, где дома похожи один на другой. Огромные, серые.
Это был действительно жэковский красный уголок на первом этаже. Крошечная сценка со столом, справа от которого стояла фанерная трибуна, у стены – пианино. Традиционный для таких мест «Красный Октябрь». Напротив стола и трибуны – три ряда сидений, скрепленных рейками по четыре. На стенах висели стенды с какой-то поучительной ерундой.
– Ну вы и нарядились! – хмыкнул Жора, взглянув на Андрея с Витей. – Как на концерт пришли.
– Для нас каждый прожитый день – концерт, – довольно задиристо ответил Витя, выпятив нижнюю челюсть, и тут же смутился, отвёл от Жоры глаза.
Андрей тоже хотел что-то сказануть, но Михаил, остававшийся в том же пальтишке, что и вчера, опередил:
– Сядем назад. Мешать не будем, как обещали.
Кроме Жоры в красном уголке находились ещё четверо парней лет двадцати пяти. Длинноволосые, у двоих усы, у одного – бородка. Собирали ударную
