никто не видел. Но зоркие глаза вездесущего шута подмечали и это. Однако ж, он ничем не выдавал, что поймал секундные слабости юного господина, и он только деликатно отворачивался, опуская печальные ореховые глаза.
– Ах, Ваше сиятельство, не забывайте только свою драгоценную матушку, терзающую сердце свое беспрестанной тревогой за Вас! – говорил он, и Его сиятельство лишь сурово кивал головой, устремляя взгляд вперед. Будто непосредственно в свое славное будущее.
Печальный день прощания все же настиг обитателей замка. Несчастные графини тайком утирали слезы, служанки откровенно плакали, слуги вздыхали – все любили мальчика. Он был капризен, порою жесток, но временами как-то неуклюже добр, и все помнили, каким ласковым и нежным ребенком был их маленький граф, и понимали, что он просто переживает гибель отца, защищавшего их же, свою чернь.
А шут вытворял свои шутки, прыгал и кричал так, что даже решивший быть суровым, граф не мог сдержать хохота.
– Ты просто невыносим, мой ужасный jester! – кричал он, и его била то ли дрожь, то ли смех.
Огромное поместье, оставшись без любимого наследника, словно вздохнуло и замерло в недоумении. Слуги толклись взад-вперед, будто не понимая, что им делать и как ходить. Графини утешали друг друга, договаривались не плакать, но тут же обе этот договор и нарушали, заливаясь слезами.
– Право же, – удивленно восклицал шут, – сезон дождей позади, все живы, а два прекрасных лица так мокры, что я, пожалуй, поищу зонт, как бы меня не залило!
И обернувшись к дверям, звонил в бубенчики на своем колпаке:
– Эй, слуги, несите тряпки, и зовите каменщиков! Здесь так сыро, что придется перестилать полы!
Графини грустно улыбались стараниям Енота, но плакать не переставали.
Вечером они уселись друг против друга в саду, и тихо вздыхая, слушали грустные любовные баллады шута Кристиана. Он выводил их сладким, кристально-мелодичным голосом не похожим ни на мужской, ни на женский.
– Должно быть, так поют святые бесполые ангелы! – шептала маленькая графиня, нежно улыбаясь.
Некоторое время спустя дамам фон Готтен гонец доставил письмо от сына и брата, в котором Готлиб-Ян умолял их не беспокоиться понапрасну о нем, уверяя двух дорогих существ в своей сохранности и довольстве. Это развеяло тоску графинь, они повеселели, и госпожа Анна решила собрать пышный бал в честь святого Иоганна, и хотела всенепременно видеть на нем заезжего князя – поляка Вацлава Ксешинского, о котором уже была наслышана от знатных соседок, как об отменном красавце и кавалере самой благородной крови.
– А это должно быть очень интересным! Я еще никогда не видала польских князей! – говорила Анна дочери, и та как-то вяло соглашалась.
– Да что с тобой, дитя мое? – вопрошала мать, заглядывая Марии в глаза.
– Ах, сударыня, у барышни модная
