здоров, всегда правильно питался, следил за весом, занимался спортом, не относился к группе риска, в семье нет сердечных больных, в общем, проверяют.
– Как ты сама с этим справляешься? Мотаешься, наверно, между домом и больницей?
– Да я нормально, конечно, устала от этого, тем более от тревоги за Сашу, но я в норме.
Они подъехали к их дому, она запарковала машину поближе к подъезду, вышли из машины, выгрузили все вещи и вошли в подъезд, они жили на четвертом этаже восьмиэтажного дома, поднялись на лифте наверх и, открыв дверь, вкатили вещи в квартиру.
– Проходи, осматривайся, располагайся!
Стас смотрел по сторонам, Инга начала показывать квартиру.
– Вот тут будет твоя комната, – указала на одну дверь. Открыв ее, он увидел односпальную кровать, стол и шкаф, обычная, вполне уютная комната, наверняка принадлежащая сыну, судя по аскетичному убранству.
– Вот тут ванна и туалет, вот это салон, там наши две спальни, вот это кухня, – они вошли в просторную отдельную кухню.
– Хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе, может, чего покрепче – за твой приезд на землю обетованную. Не думала я, что мы тебя так встретим, думала, будет как-то порадушней и повеселей, – сказала она как-то невесело, и глаза наполнились слезами. Стас притянул ее к себе и обнял.
– Кривицкая, не раскисай, все будет хорошо, Сашка скоро оклемается и еще погуляем все вместе.
Он держал ее в объятиях, и она не отстранилась, а даже еще больше прижалась к нему, тихонько всхлипывая у него на плече.
Он повернул ее к себе лицом:
– Ну Инга, ну чего ты? Все наладится, – ее припухшие губы так манили, и она вся была такой беззащитно манящей и притягательной, что он просто потерял голову от жалости и желания к ней, и сам не заметил, как начал целовать ее, а она отзывалась на его поцелуи.
Она вообще перестала что-либо соображать – так ее оглушила волна, поднявшаяся в ней, такого с ней никогда и ни с кем не было, даже к Саше она такого не испытывала, при всей ее любви к нему она никогда не желала его, только принимала, и она даже не знала, что это такое, а это было просто дикое животное желание, которое было выше морали и норм поведения замужней женщины.
Стас почувствовал этот зов женщины, его женщины, и не смог противиться ему, это было дико и неистово, нежно и сладко, он целовал ее, освобождая от одежды, гладил ее красивое тело, он взял ее прямо в кухне на столе, и ей хотелось этого. Она истекала от желания и дикой истомы, он входил в нее снова и снова, и она желала, чтоб это продолжалось еще и еще, она чувствовала его, как никогда не чувствовала Сашу. Стас был ее мужчиной, его ключ подошел в замочную скважину ее дверцы, и она распахнулась ему навстречу, и они оба были не в силах этому противостоять – никакая мораль не властна над этим зовом плоти. Он придавил ее тяжестью своего тела, но даже это ей было приятно с ним.
– Что
