может все измениться в одно мгновение, был человек – и нет человека, и он много чего еще не успел: ни долюбить, ни домечтать, ни додружить, и все его планы исчезают вместе с ним, а все, кто окружал его, остаются у его могилы с невысказанными словами, с неотданной нежностью и любовью.
Сашка не умер, конечно, он жив, и слава Богу, я даже готова была отказаться от него, только бы он жил, со мной или без меня, но только бы он жил.
Да, я люблю его, и да, он мне нужен, но я могу и без него жить, в моей жизни он пребывал очень недолго, хотя и очень ярко, он расцветил мою жизнь огнем и радостью взаимной любви, наверно, это в первый раз в моей жизни, когда любовь была действительно радостью, а не каким-то надрывом и раздраем, здесь все было ясно и понятно, сладко и нежно, как, впрочем, и должно быть в любви.
Просто в моей жизни такая любовь впервые, ну а сейчас все приближается к обычному сценарию, у меня любви без страданий не бывает, что со мной не так, уж не знаю. Если полюблю, то женатого, а если счастлива, то это ненадолго.
Но я не собираюсь впадать в уныние, в конце концов, все проходит, пройдет и это. И Сашка вернется ко мне, я это знаю. Если он пишет, значит, несмотря ни на что, его мысли и сердце со мной, ну а уж тело, когда придет в норму, тоже захочет меня, в этом я и не сомневаюсь.
Но вот когда он сможет? Потом ему нужно будет беречься от перенапряжения и излишних встрясок, а любовная история на стороне – это всегда стресс, хотя и радость. Если он останется только в семье с недающей женой, он лишится радости жизни, которая у него была, хотя если он не сможет, то тогда с женой они будут жить просто душа в душу: он не может, а она не хочет, тогда уже и никакие любовницы не нужны.
Вот такие мысли постоянно лезли в мою голову, я жутко скучала, мне его ужасно не хватало и морально, и физически, но работа и домашние хлопоты заполняли мое время.
Кус-кус, мой любимый рыжий кот, терся о мою ногу, как будто говоря: «Не думай ни о чем, все будет хорошо».
Я мыла посуду глядя в окно, слезы капали мне на руки, я даже не утирала их, пока не начала шмыгать носом. Кус-кус терся все сильнее, успокаивая меня, я опустилась рядом с ним, погладила влажной рукой, почесала за ухом, он приподнялся и лизнул мне щеку, я улыбнулась ему и взяла на руки.
Кус-кус не любит такие телячьи нежности, но тут просто затих в моих объятьях и молча сносил мою ласку, понимая, что мне сейчас это нужно, потом все-таки высвободился и спрыгнул. Немного успокоившись, продолжила мыть посуду. Раньше я терпеть не могла мыть посуду, для меня это была как каторга, в детстве я шла ее мыть, только когда была расстроена и надо было поплакать под шум воды, а сейчас мытье посуды, скорее, как релаксация: есть время побыть со своими мыслями, а иногда и поплакать, если очень хочется, сейчас я уже крайне редко плачу, как-то плаксивость – это не мое.
Мое – это улыбнуться, даже сквозь слезы, и идти дальше, несмотря на все трудности и препятствия,
