нам лично свои приключения. С каким же любопытством, обсев на бурках вокруг, мы вслушивались в эти романы. Он только что вернулся из неволи от Шамиля, откуда вынес на себе в заплатах и дырах полное одеяние черкесское, загорелую физиономию горца вот и все сувениры в закаленной душе. Я жалел тогда, что я не владел искусством стенографии, чтобы я мог переложить на бумагу столько занимательного и живыми цветами начерченных рассказов. Пока вот сегодня я написал ясным пером нашего рассказчика зачеркнутые воспоминания, которыми я спешу поделиться с публикой. Дорого эти слова оплачены, потому что невозможно взвесить души и сердечных мыслей эти фрагменты. Я надеюсь, что Читатель примет его с терпением и сочувствием с лицом, которое принадлежит всем, что начато от сердца в примирении с судьбой.
Не может быть более занимательной книги, как жизнь человека, что переходил разнообразные железные дороги. То там, то тут черпать мы можем спасительной для себя правды какой практически уже опыт констатирован. Так мы найдем указанное множество ошибок, которых избегать должны и намеченные дорогами добродетели, по которым руководствоваться мы должны. Моя жизнь, дорогами немного отличается от жизни каждого ординарного человека, ведь представить не может сколько занимательных черт, увидеть сколько поучительных замечаний; тянулось мне потому что свод случаев, весьма грустных и ужасных, как сон. Для того ни одному не желаю, будет наукой как воевать с недолей и побеждать грустные жизни приключения. Не владея нужным талантом к художественному представлению событий, среди которых жизней я был вынужден, я буду его рассказывал без пустых писательских украшений, чтобы здесь не добавилось. Моим родным местом является дворянское село Калиновое, я жил воеводстве Августовском. Там 21 января 1821 года я впервые увидел дневной свет жизни. Не много я помню из первых моих детских лет, которые представляются мне словно во сне. Памятные 1830 и 1831-е годы, я не был участником тогдашних событий, проживая на селе в доме родителей, крепко уткнулись в моей памяти, и подтолкнули навсегда дрожащую струну моих чувств. Эхо их в более поздних годах не переставало повторяться. Мои родители, видя рано во мне способности, которые проявляются, дали меня на присмотр дяде, который стал моим опекуном, он был священником и заменил мне родителей, и уверенно ждал осуществления своих надежд относительно моего будущего. Но предназначение иначе видеть хотело. Бедные мои родители вместо утешения, когда выслан я был из семейных сторон, был взят в солдаты и отправлен на Кавказ, оба родителя умерли из печали. Первые науки я получал в окружной школе по улице Фрета, и в гимназии, а потом я слушал курс механики в реальном училище. Мои способности, понемногу развивались, хотя и слабо, из-за ошибок молодости. Молодежь в эти времена преждевременно погибала, оставленная собственным чувствам и запалу, без руководства старших. Я не мог с обожанием смотреть на грустные ей железные дороги. Повсеместное отчаяние охватывало каждого, кто имел в школах, на картинках, или даже низшем учреждении, считает сына, или родственника и приятеля. Напрасными были переложения и призыв к холодному рассудку. Таким стечением обстоятельств я был обвинен в намерении, слишком тогда распространенном между молодежью эмиграции за границу. После четырехмесячного заключения, я был оправдан и заново вернулся на школьные ряды, завершая дальше получение
