что вскрытые ножны.
Дева притихла, сдаваясь на милость сильному твёрдому члену;
Боль убаюкана качкой блаженной; зреет внутри перемена:
Чуткие недра распятого лона тулово зверя щекочет,
Трётся о жёсткие волосы корня вздувшийся липкий комочек;
Сбилось дыханье. Волнуются груди. Мечутся голые бёдра
Вскрикнула, вздрогнула панна Мариша, кончила сладко и мокро!
Ошеломлённо застыл Оболенский; лавой вулкана облитый,
Выплеснул встречное жидкое пламя стержень его плодовитый!
Хлынула музыка, напоминая лучше, чем лишнее слово:
– Самое время поправить одежды, раз не поправить иного.
Не разомкнули объятия тугие только платки носовые
В темном углу, в бело – розовых пятнах, и – как на грех – именные.
Письмо декабриста
Несмотря на то, сеньора, что минуты Вашей страсти
Я сменял на злые годы утомительных занятий,
Над душой моей и телом нет у прожитого власти –
И не стоит то, что было, ни признаний, ни проклятий.
Было дело: к телу тело прикипало, как умело;
Прорастал тяжёлый корень в потрясённые глубины;
Под моим горячим взглядом груди зрели виноградом,
Робко прятались в сорочки исцарапанные спины!
Но, однако, то, что бело – перезрело… Надоело…
И, к тому же, то, что ало – обмануло… И увяло…
И теперь, моя синьора, меня тешат разговоры,
А не гибельные губы, не живительное жало!
На спецовку заводскую славу я сменял мирскую;
На ключи, на разводные – легкое перо поэта –
Но по Вашим туалетам и минетам – не тоскую:
Может быть, во тьме глубокой обрету значенье света?
Послужу себе отменно: сам работник – сам владыка;
Не сгибая спину низко, но, увы, не разгибая,
Потому как не подумал, что останусь безъязыким,
Потому, что кто услышит мои вопли, дорогая?
Но грядёт большая буря. Посему – сушите порох.
Будет буря – никому не отсидеться в мирной сени!
А ещё хочу добавить, драгоценная сеньора,
Что здоровье кардинала не внушает опасений.
Разбитая ваза
Разбитая ваза… Плохая примета.
Взволновано дышат пугливые груди;
Им тесно в прокрустовом ложе корсета,
Их кончики ноют и знают – что будет.
Пугает пылающий взор господина,
Служанки хлопочут, перечить не смея,
Открыв непорочную белую спину
И – Господи-Боже! – всё то, что под нею.
Но этого мало! Согнув через козлы,
Красавице вяжут запястья к лодыжкам,
Поставив в довольно нескромную позу,
