пяти минут, волны болезненного блаженства ударяли в меня. В какой-то момент Рой попросил нас закрыть глаза и поднять руки тех, кто хочет вновь вверить себя Иисусу. Я поднял руку. Человек рядом со мной обнял меня и заплакал. На дрожащих ногах я вышел, чтобы выпить воды. Я посмотрел на свое отражение в зеркале – зрачки были расширены. Желудок слегка крутило. «Прямо как под экстази», – подумал я. Своего рода вегетативная реакция. Я предложил воды парню, который сидел рядом со мной на скамье, как во время рейва, когда вы хотите поделиться своей радостью и всем, чем обладаете, с окружающими. Разумность, как это называли греки. Добрая воля.
В конце последней службы – мои ноги все еще дрожали, и все дергались так, будто на полу был оголенный провод, – я пошел поблагодарить Роя и Дафну. За эти три дня я так и не познакомился с ними и ни разу не поговорил. Рой тут же повернулся ко мне и произнес: «Бог говорит, что вы можете стоять в стороне и анализировать, но Он здесь, ждет вас».
Потом ко мне подошел один из волонтеров, я его раньше не встречал, и сказал: «На прошлой сессии у меня было видение: я видел вас, и от вас улетали книги». Я ехал обратно в Лондон по М4, и мое сердце было охвачено огнем.
Пытаясь найти себя в церкви
Я объявил о своем обращении в христианство в своем блоге. Некоторые из моих подписчиков тут же от меня отписались, предположив, что я рехнулся и стал фундаменталистом-гомофобом. Научные коллеги подозревали, что так я решил сойти за своего в христианской общине. Я сказал своим издателям, что намереваюсь написать книгу про христианство. Они пришли в ужас. Как они не понимали? Грядет пробуждение! Тем временем в христианских кругах циркулировали истории о философе-атеисте, который неожиданно обрел Бога (на самом деле я никогда не был атеистом, но христианский телеграф всегда все преувеличивает). Один мой христианский друг заверил меня, что у Бога для меня есть «великое предназначение». Несколько месяцев я испытывал подъем: опыт убедил меня, и я ликовал, думая о своей роли в грядущем пробуждении. Но эйфория угасает, если у нее нет опоры в виде убедительных доводов и сильной общины. С общиной было немного трудно. Альфа-курс делает упор на нормальности церкви. Но когда вы находитесь внутри, вы понимаете, насколько там все отлично. Как написала социолог Линда Вудхед, англиканское христианство стало субкультурой, отдельным от светской культуры миром. По мере того как он сокращается, церковь становится более экстатической, и нравственные барьеры для членов общины становятся все выше.
Самая серьезная граница – это сексуальность. В то время как светская культура допускает Tinder, YouPorn, бисексуальность, свободные отношения, садо-мазо и трансгендерность, харизматическое христианство настаивает на патриархате, гетеросексуальности как норме и на правиле «никакого секса до брака». Ники Гамбл говорит, что, когда он сочетает пары браком, он всегда может сказать, устояли ли они перед искушением заняться сексом (наверное, по тому, как
