Э.Мунка «Крик», самое драматичное выражение человеческого отчаяния и неприкаянности в мире.[1] Задаваясь вопросом о сегодняшней востребованности «Воццека», который идет на всех главных оперных сценах мира, я невольно обратилась к теме Другости, которую исследовала много лет и подытожила свои мысли в книге «Образ Другого в текстах культуры». Если для «обычного человека» его «другость» может проявляться в поступках, носящих для него индивидуальный смысл, но ограниченных внешними требованиями группы и социума в целом, то для отдельных личностей, которых мы и называем экзистенциальными Другими, эти ограничения не имеют никакого значения по сравнению с настоятельными требованиями собственной субъективности. В то же время, если «обыкновенный человек» создает себя как субъект благодаря взгляду Другого, для экзистенциального героя моделирование собственной личности происходит изнутри, он воплощает в себе и свою идентичность, и взгляд Другого, который заключен в нем же самом.
Таких Других мы видим в текстах культуры самых разных исторических эпох. Как правило, это образы людей творчества, поэтов, художников, чьи реальные жизненные истории становятся предметом репрезентации, нося характер восхищения, осуждения или назидания в зависимости от отношения к «другости», господствующего в культуре. Их жизненные истории интересны для различных жанров и видов текстов, от биографии до кинофильма во многом по причине драматичности судьбы этого вечного Другого, который, как правило, заканчивает уходом в инобытие, оставив после себя свою короткую жизнь для авторов многочисленных ее репрезентаций. Оговоримся, что в случае интеграции этого Другого в культуру и социум этот интерес пропадает, и его противостояние с общественной нормой становится лишь формой эпатажа. Доказательство права на вечность – лишь разрыв с жизнью, добровольный прыжок в никуда. Художник, поэт – вечный Другой культуры. С одной стороны, Поэт наделяется необычными свойствами, он воспринимается как предсказатель, пророк, с другой – он постоянно входит в противоречие с повседневной реальностью. Культурная индустрия делает все, чтобы лишить Поэта его «другости», превратить его в культурного производителя, труженика творческих индустрий. Но личности, не укладывающиеся ни в какие рамки обыденности, появляются в разные времена и в разные эпохи. Здесь мы имеем дело не просто с оппозицией обыденности и исключительности – некоторые люди, как правило, обладающие ярко выраженными творческими способностями, – не способны жить в повседневной реальности. Их имена и биографии входят в историю и становятся материалом для исследований и многочисленных репрезентаций не столько благодаря необычности их жизненного пути (который для многих личностей вовсе не становится началом известности, преодолевающей время) а, скорее, неизбежностью такого жизненного пути.[2]
Но не только выдающиеся личности страдают от экзистенциального вакуума – обычный «маленький» человек может дойти до отчаяния в результате разрыва своего внутреннего мира с внешней средой, не имея доступных для творческих людей возможностей творческой сублимации, он погружается во мрак отчаяния и безумия, как это и случилось с героем оперы Альбана Берга. Доведенный до отчаяния человек символически погружается в мрачную воду, убегая от доведшей его до безумия действительности.
В реальной жизни далеко не всегда так драматично, но бегство тот повседневности, от гнета рутины, от обыденности и скуки, называемое эскапизмом, характерно для человека даже при полном внешнем благополучии. Искать выход из повседневной рутины, находить свое пространство эскапизма можно по-разному, люди всегда стремились найти «иномирие», начиная от шаманских ритуалов в племенных сообществах до компьютерных игр современности. Но для поддержания социальной стабильности они должны быть более или менее кратковременными. Праздник должен закончиться, игра прерваться, из путешествия человек возвращается в свою страну. Если такой порядок нарушается, возникает угроза как стабильному существованию индивида, так и общества в целом.
Все сказанное приводит к мысли о важности понимания сути эскапизма и его проявлений. То, с чем мы сталкиваемся в реальной жизни и в области репрезентаций, в многочисленных культурных практиках и в человеческих судьбах очень часто является проявлением той или иной разновидности эскапизма. К этому явлению и обращена книга Джинны Литинской «Экзистенциальный эскапизм: новая проблема общества открытой информации», в которой автор прослеживает становление различных форм этого явления, связывая их с социокультурными доминантами той или иной эпохи. Как видно из названия, основной акцент делается на экзистенцальный эскапизм, ставший неотъемлемой частью современного урбанистического общества, где человек, как никогда раньше, чувствует себя потерянным, разорванным, заблудившимся в громадном лабиринте реального и виртуального пространства. Внутренний ужас перед этим неподвластным ему миром выражен еще в модернистской культуре (мы уже говорили о «Крике» Мунка и «Воццеке» Берга как выражением страдания этого расколотого индивида). В современном виртуализированном обществе, которые дает еще большие возможности для экзистенциального эскаписта, риск достижения
Впечатления от мюнхенскогго Воццека см.: http://goo.gl/4UKq60
См.: Шапинская Е.Н. Образ Другого в текстах культуры. М., 2012.
