установлении баланса между работой и досугом и т. п. (Hamilton C., Mail E.; Nelson M.R.). В близком смысле эскапизм можно рассматривать как побег от давления рутин повседневности и вызываемого ими чувства самоотчуждения: туристический эскапизм, экстремальный спорт и т. п. (Шапинская Е.Н.).
Во всех этих толкованиях эскапизм рассматривается как инструментальная стратегия социального поведения, служащая «бегству от…»: от повседневных практик контроля, от отчужденности, от анонимности жизни в современном мегаполисе и так далее. То есть речь идет о стратегии являющейся, в конечном счете, формой адаптации человека к условиям жизни в современном постиндустриальном обществе, даже если ее побочным результатом окажется его частичная социальная дезадаптация.
В отечественной философской литературе советских лет эскапизм упоминается как признак «разложения буржуазного общества» и связывается с нигилизмом и упадком. Часто эскапизм соотносят с одиночеством, но необходимо понимать принципиальное различие между ними. Вспоминая известную формулу, данную Анной Ахматовой: «Есть уединение и одиночество. Уединения ищут, от одиночества бегут», – можно сказать, что эскапист – человек, которому не надо искать ни того, ни другого: он и так ощущает себя радикально отличным, изъятым из сообщества себе подобных.
Пример таких разных представлений об эскапизме, показывает, что в современной культуре и гуманитарном дискурсе эскапизм существует не как научный термин или четко определенный кластер явлений, а как культурный концепт со своей собственной жизнью. Он отражает такие процессы в культуре современности, которые выражаются в кризисе самоидентификации, росте консьюмеризма, господстве неолиберальной идеологии, виртуализации восприятия реальности и др.
Мы же, в отличие от всего перечисленного, будем рассматривать более узкий сегмент дискурса об эскапизме, конкретное явление – экзистенциальный эскапизм, который представляет собой не столько бегство из социального мира с его нормами и рутинами в альтернативную реальность (игры, субкультуры, литературного вымысла, религиозной веры и т. д.), сколько осознанный отказ от встречи с Другим[6], от Другого как такового.
Важно обратить внимание на парадокс, который содержит в себе экзистенциальный эскапизм: с одной стороны, термин эскапизм, в отличие от термина изгойство, подразумевает, что отделенность человека от других является следствием его свободного выбора. С другой же стороны – в обществе идет процесс частичной социальной дезинтеграции, распада любых устойчивых, относительно постоянных общностей (Giddens A.). При этом речь уже идёт не просто об индивидуальном свободном выборе, а о том, что в процессе развития культуры сложилась ситуация, побуждающая этот выбор сделать.
Кроме того надо определить специфику современного экзистенциального эскапизма в отличие от эскапизма античных киников или стоиков. Как отмечал В.В. Сильвестров
