по залу. Худой хасид танцевал в углу сам с собой.
Вдруг Илье стало жарко. Он понял, какая он сволочь и сколько он сделал плохого. Он обижал людей. Он лгал. Он был высокомерен. Он никого не любил, кроме себя.
Эти мысли возникали в мозгу сами; нет, кто-то их туда впечатывал.
Кто-то с ним говорил. Кто-то светлый, добрый, кто был готов простить.
Илья заплакал.
Он почувствовал, что уже не стоит на месте. Он двигался, как-то рвано скользил по залу, будто на коньках. Вокруг были другие люди; он знал, что они здесь, но не мог их видеть. Зато он увидел себя, сверху: он сидел на полу, уткнув лицо в колени, и просил его простить. Илье было стыдно и светло. Его простили.
Вдруг он осознал, что стоит и пытается залезть на стену; это было очень важно, самое важное из всего, что с ним когда-то случалось. Он поднимал ноги, сгибал их в коленях и пробовал взобраться на совершенно гладкую стену, схватиться руками за пустоту и подтянуться. Стена не поддавалась, но и не отталкивала. Стена сказала Илье, что он должен, обязан продолжать пытаться, но помощи не будет.
Он видел стену необыкновенно ясно: каждую выбоину, каждую неровность краски. Видел всю сразу и каждую малую деталь.
Потом все окончилось. Вокруг были люди, в разных позах, кто-то продолжал двигаться, кто-то замер, кто-то лежал на полу. Предметы стали резко различимы, и Илья понял, что вернулся в жизнь. Внутри него разлилась пустота.
Он позвал Силу несколько раз, но ответом была пустота.
Илья сел на пол. Он хотел пить.
Все оделись и как-то быстро ушли, не прощаясь друг с другом и не разговаривая.
Илья сидел на полу и ждал объяснений. Никто не обращал на него внимания.
Он увидел, что Роланд идет к выходу. Илья встал и поспешил за ним, но не успел: Роланд ушел.
На улице было темно, фонари горели расплывчатыми кругами. Илья заметил Джеффа; тот шел к метро. Он догнал его и пошел рядом. Джефф остановился.
– Понял? – спросил Джефф. – Ты понял?
– Нет, – сказал Илья. – Я не понял. Со мной никогда такого не было.
– Это Сила, – объяснил Джефф. – Она говорила с тобой. Тебе много чего предстоит. Много чего. Целая уйма всего.
– Чего? – спросил Илья.
Он хотел объяснений. Он хотел, чтобы Джефф расспрашивал его о том, что случилось.
– Много всего, – повторил Джефф. – Ты многое должен будешь сделать. Тебе еще скажут.
– А если я не хочу? – спросил Илья.
– Понятно, не хочешь. – Джефф поморщился. – Только кого это ебет?
Парамарибо 1
Мир как неясность, как неизвестность, что каждый миг требует себя разгадать, – ощущение это, раз придя, осталось с Ильей навсегда. Впервые оно появилось не в тюрьме, где все было твердо и осязаемо, а в ссылке, в Сибири. Здесь мир рождался каждое утро заново, и жизнь, зыбкая
