показалось лицо – белое, словно бы детское. Но это лицо тут же исчезло, а из окна вырвались на волю языки пламени. Спустя еще миг огонь взвился над крышей, и дом – феникс, приемлющий смерть, чтобы вновь возродиться – тяжко вздохнул. Разом вспыхнуло резное деревянное кружево, еще миг спустя рухнули стены, а еще миг спустя прибыли пожарные.
Когда все было кончено, капитан, начальник пожарной команды спросил, всем ли удалось покинуть дом.
Тина благодарно кивнула:
– Дику… то есть, лейтенанту Прайсу почудилось чье-то лицо в чердачном окне, но мы все здесь.
На лице капитана отразилось сочувствие.
– Наверное, клуб белого дыма. Бывает такое иногда. Вам известно, как начался пожар?
Генри, без умолку ругавший все на свете, пока санитары обрабатывали его ожоги, разом умолк. Бесконечная цепочка ругани оборвалась, и он в ужасе уставился на Тину. Более практичная Гейл тихонько двинулась к деревьям, в темноту.
– Да, – кивнула Тина. – Но мне интересно другое: как это Дику удалось появиться как раз вовремя, чтобы спасти нас. Просто чудо какое-то!
– Никаких чудес, – покачав головой, ответил Прайс. – А если и чудо, то из тех, какие случаются каждый день. Я приехал в восемь, но дети сказали, что тебя еще нет. А кое-кто, с кем мне требовалось поговорить об одном деле, живет всего в паре кварталов отсюда. Я заехал к нему, позвонил в дверь, но дома никого не оказалось. Тогда я вернулся, а, подъезжая, заметил огонь за боковым окном.
– И вызвал по рации нас, – добавил капитан. – Так значит, вы, мэм, знаете, как начался пожар?
– Мой сын Генри что-то готовил – яйца, Генри, так ведь ты говорил?
Голова Генри дрогнула, склонившись на долю дюйма.
– Ага, – едва сумел выговорить он.
– Но печь, должно быть, слишком раскалилась: яйца – или что там еще – вспыхнули. К тому времени, как мы с Гейл прибежали на его крик, кухня была полным-полна дыма.
Капитан кивнул и нацарапал что-то в блокноте.
– Возгорание на кухне. Случается сплошь и рядом.
– Да, я только что назвала Генри сыном, но это не так, капитан, – поправилась Тина. – На самом деле я ему всего лишь мачеха. И ему, и Гейл.
– Да она – лучшая мать в мире! – отчаянно заорал Генри. – Верно я говорю, птица-курица?
Гейл, почти скрывшаяся среди дубов и высоких канадских елей, лихорадочно закивала.
– Генри, дорогой мой… – Склонившись к Генри, Тина поцеловала его в лоб. – Надеюсь тебе не очень больно?
«Растолстел, – подумала она, нежно ущипнув пасынка за пухлую щеку. – Но с кастрацией лучше не затягивать, пока яички не испоганили мясцо. А уж после этого с ним несложно будет управиться».
Вспомнив черные ручки своих огромных парикмахерских ножниц, она улыбнулась. Забавно было бы… но нет, это совершенно невозможно. Как там сделал этот сообразительный техасец? Сунул сыну между ног какую-то радиоактивную капсулу, пока тот спал?
– Не
