им на промышление лишь сельскую глушь. А жаль… Жаль…
Легко перекрестила, подставила для поцелуя щеку:
– Езжай с Богом!
Автомобиль вместил всех, и Дмитрий, чувствуя себя хозяином, от которого зависит самочувствие отдыхающих, помчал по шоссированной дороге в соседний уездный город, пугая не только пеших крестьян, долго глядевших им вслед из-под руки, но и заставляя шарахаться от них в стороны дрожки извозчиков. Ограничения в езде, дабы не пугать животных, на провинцию не распространялись, действуя лишь в петербургских пригородах и ближайших к ним крестьянских землях, и Дмитрий бесшабашно мчал, не нарушая закона, наслаждаясь скорой ездой и упругой прохладой бившего в лицо ветра. Иногда он ловил на себе внимательный взгляд Елизаветы, по указке матери занявшей место рядом с ним, но всецело был занят тем, что прислушивался к смеху, возгласам и вскрикам, сидевших на сидениях за его спиной Анастасии, Павла и старых Крачковских, стараясь различить одну лишь Анастасию.
Дыхание ярмарки почувствовали задолго до приближения к ней. Ведущая к городу дорога была полностью загромождена дрожками, телегами, пешим людом. Автомобилю стоило большого труда пробиться через поток желающих оказаться на месте события. Но все величие происходящего предстало перед ними только тогда, когда они добрались до ярмарочной площади – плотным шатром стоял над ней ярмарочный шум и гомон, высоко поднимаясь над гостиными дворами, торговыми рядами, сараями и деревянными, наспех, на сезон сколоченными лавками и клетями, над балаганами и палатками, над возами и телегами. Всюду торг, споры, возгласы, крик, прибаутки. Людское неохватное глазом море, волнуясь и зазывая, заполнило все вокруг. Непрерывная круговерть одежд, красок, запахов. Всего навезено и накоплено, все выставлено и ждет покупателя – зерно, икра, рыба, меды, масла, уральское железо, медь, бобровые, куньи и лисьи меха, медвежьи шкуры, яловые кожи, холсты разной доброты, шапки, тулупы, шали, расписные и кованые сундуки и ларцы, телеги и оглобли, мочалы и конский волос, дорогой бархат и дешевые тафтяные ленты, тонкая индийская кисея и грубый фриз, белоснежный батист и посконная холстина…
Крик зазывал, плач шарманок.
Множество мелких ходячих торговцев-лотошников сновало в толпе, предлагая товары:
– А вот мыло, высшего достоинства мыло!
– Бочки, шайки продаем! Для всех гостей, со всех волостей!
– Кому пирожки, горячие пирожки, с пылу с жару – гривенник за пару!
– Бритвы аглицкие! Полушали и шали флорентийские! Сукна голландские! Ярь венецианская…
Шумно, пестро, горласто, хмельно…
Балаган с музыкой, балаган со стрельбой в цель, балаган с учеными канарейками, балаган с цирком…
До самых небес взмывали висячие качели, высокие, что пожарная каланча, увитые лентами и гирляндами из живых и бумажных цветов. Скрипели-крутились карусели, плакали шарманки. Всюду тесно, всюду людно. Но особо плотную толпу собрала древняя любимая народом забава – медвежья потеха, которой
