и все, что с ней, где она и жива ли вообще – только богам известно.
– Папа, успокойся, – ответила ему Элен. – Так уж вышло, что по неосторожности я была ранена, а вот Хавенел как раз за эти три дня меня подлатал и вылечил, а еще помог достать шкуру каргинона.
– Шкура – это, конечно, хорошо, но тем не менее нужно быть осторожнее. Сколько раз я тебе говорил, что не женское это дело – охотиться. Жениха бы уже нашла себе, двадцать пять лет как-никак, пора и жениться. Ведь единственная неженатая девка на всю деревню осталась, я так и помру, внуков не понянчив.
Он замолчал, окинул взглядом Хавенела.
– Я очень признателен за спасение моей дочери, а зовут меня Ачимом, – он пожал руку Хавенелу. – Наверняка вы ждете награду.
– Нет, уж я как-нибудь обойдусь.
– Благородно. Но я все же предложу отужинать с моей семьей в качестве благодарности.
Хавенел хотел было отказаться, но желудок очень некстати напомнил, что пора бы поесть чего-нибудь, кроме недожаренной на костре оленины.
– Не стану отказываться.
– Славно, моя Сияна сегодня готовит ботвинью и кашу, идемте скорее.
Они подошли к одному из деревенских домов, к тому, что стоял у самой окраины.
– Вот и пришли, – Ачим открыл дверь. Ее петли издали ужасно скрипучий звук. – Прошу, проходите.
Хавенел шагнул через низкий порожек и оказался в просторных сенях, освещаемых единственным окном. В отличие от обычных деревенских домов, в которых сени использовались как кладовые, эти убранством больше напоминали миниатюрную библиотеку: вдоль стен стояли два стеллажа с книгами в цветных переплетах. Хавенел отлично знал крестьянские традиции, согласно которым в сенях нужно снимать верхнюю одежду. По определенным причинам он не хотел делать этого, еще больше не хотелось освобождать лицо от пугающей чем-то маски, но того требовал обычай, несоблюдение которого – это неуважение к хозяину дома. Пусть и с большой неохотой, но он снял и капюшон, и маску. Из-под этого одежного дуэта выглянуло овальное лицо Хавенела. Его черные длинные волосы по состоянию напоминали солому или сосульки, свисающие с головы, впрочем, это неудивительно. Он и сам не помнит, когда в последний раз мыл голову, да и вообще мылся. На его лбу расположился тонкий шрам, уходящий к правому виску, прячась за волосами. Серые глаза, словно маятники, ходили туда-сюда, изучая дом. Треугольный нос вдыхал запах сосны, придающий уют, а рот отлично скрывала густая, но недлинная борода, благодаря которой о возрасте судить было крайне сложно. Элен он почему-то напоминал иллюстрацию к одной из сказок, той единственной из ее опыта, что без счастливого конца.
– Проходите, не стесняйтесь, – отец пригласил его в горницу. Хавенел проследовал за ним, первой его взгляд приковала каменная печка, установленная в углу комнаты, у которой, немного наклонившись, стояла
