Но не более того…
Однако построенные Болотовым фонтаны и «прошпективический ящик», хоть и имели успех у зрителей, у самого него вызывали лишь добродушную усмешку. «Детские забавы», – говаривал он о своих конструкциях. – Вот если бы смастерить что-либо действительное стоящее, нужное и полезное людям! Да чтобы это изделие воплощало новейшие достижения науки!»
Поэтому больше всего Андрей Тимофеевич стремился в Университет, где можно было и восполнить знания, и обогатиться свежими идеями. Кёнигсбергская Альбертина славилась на всю Европу. Однако, эта известность не избавляла её от средневековой отсталости. До сих пор в Альбертине действовал университетский статут 1546 года, а также старая королевская привилегия 1560-го. Финансирование Университета осуществлялось плохо – от налогов с городского округа Фишхаузен (19) и пары «университетских» деревень. Жалование профессоров и доцентов было столь незначительно, что многие из них давали частные уроки. Недаром среди профессорского состава Альбертины бытовала поговорка: «Идущий в Кёнигсбергский университет дает обет бедности» (20). И всё же, здесь трудилось много достойных учёных мужей, а уж об обилии студентов-буршей говорить не приходится. В те времена Академия всё ещё располагалась на острове Кнайпхоф, хотя ей давно уже пора было подыскивать более просторные помещения и более удобное местоположение.
Болотову, как, впрочем, другим русским студентам и офицерам, слушающим лекции сухощавого и сутулого приват-доцента Иммануила Канта по пиротехнике и фортификации, гораздо более интересно было внимать его рассуждениям, как философа. Идеи Канта, проскакивающие в сухих докладах, которые он читал тихим, бесцветным голосом, нередко оказывались подобны искрам, которые тотчас зажигали огонь дискуссий. Так, на одной из лекций была высказана мысль о том, что у человечества имеются всего два пути: вечный мир или вечный покой на кладбище. Это вызвало бурное обсуждение, к удовольствию самого приват-доцента, которому льстило внимание студентов к его научным размышлениям.
Так, в конце зимы, разгорячённый спором между русскими студентами, который разгорелся из очередной фразы Канта, Болотов решился подойти к нему лично.
Приват-доцент встретил его в своём кабинете. Был он невысок (152 см роста) и худощав, носил аккуратный парик, одевался в серый сюртук. Казалось, внезапное появление молодого русского офицера не смутило и не удивило его.
– Имею честь засвидетельствовать своё личное почтение…, – произнёс Болотов, глядя в большие, светлые глаза Канта. Былая уверенность как-то слишком уж быстро покинула его, и причина, из-за которой он осмелился зайти в кабинет приват-доцента, тоже где-то затерялась.
– Присаживайтесь и будьте как дома, – пригласил философ. – Хотите кофе? Я сам люблю кофе, но предпочитаю чай. Своим же гостям я непременно предлагаю именно кофе.
– С удовольствием, –
