не приходило в голову продолжать задавать вопросы, знали, как оно бывало в захолустье: работы нет, одно разорение и пьянство, от которого многие рано уходили на тот свет. Вот так многие дорисовывали в своем воображении недосказанное. А что? Танька, девчонка была простая, окружение ее тоже сложностью не отличалось, вот и текли их мысли по обычной накатанной колее.
Но Скопцевой в жизни, наконец-то, повезло. Как сама она не раз говорила, покидало ее по многим малым и средним городам России, пошвыряло, а потом, раз, и зашвырнуло в Питер. Работу она там нашла, причем с жильем, вот и радовалась теперь такому успеху. А что? Обосновалась прекрасно. В конторе ее жаловали, и, как дело исполняла, начальство было довольно. Несколько раз выдвигалась на участие в городских конкурсах, за которые потом от руководства получала грамоты и даже премиальные. Вот и теперь, потрудилась, проявила инициативу, была отмечена. В данный момент девушка шла к месту проживания и несла подмышкой рамку с грамотой под стеклом. Пришла к своему дому, спустилась по пяти ступеням бетонного колодца к двери и вскоре оказалась в подвальном помещении, оборудованном по жилье. Очень даже просторном. В ее распоряжении находилась комната в двадцать квадратов с окном, в которое видны были ноги прохожих, шагающих по питерскому тротуару, душевая и кухонька, площадью чуть больше трех квадратных метров. Да, незамысловато, а кто-то мог бы сказать, что все выглядело убого. И что? Зато жила одна, без всяких там подселенцев, не как некоторые сослуживцы из их же конторы.
Так вот, пришла Танюша домой и начала прикидывать, куда бы рамку с очередной грамотой приспособить. Выходило, что самое ей место было в углу над холодильником. Приложила к обоям, желтым в веселый мелкий цветочек, покрутила и так и этак и пришла к выводу, что да, там рамка смотрелась. И на потом дело откладывать не стала, достала молоток, гвоздь и загнала его в стену, а затем закрепила на нем грамоту. Прежде чем отойти и заняться приготовлением ужина, еще раз прочитала ее, вслух.
– Награждается… за каждодневное… за проявленное… – шевелила губами и кривила их то ли в улыбке, то ли в ухмылке. – В общем, я стала заслуженным дворником. Вот уже на протяжении года меня хвалят, награждают, и скоро места на стенах под такие вот рамки закончится. И пусть злые языки намекают, что привечают меня незаслуженно. Мол, директор ко мне неравнодушен и ключи подбирает, вот и отмечает при любой возможности. Нет! Это все за настоящий труд! Правда, пес?
Груда кучерявой шерсти, лежащая в противоположном от холодильника углу, зашевелилась. Она оказалась собакой. Странной. Уже потому, что никак не отреагировала на Татьяну, вошедшую в помещение. Обычно псы так не поступали. Они хозяевам должны бы радоваться, а этот глазом только из-под отросшей челки блеснул и так и остался лежать на своем коврике. И только когда девушка к нему обратилась, это лохматое нечто соизволило поднять на ее речь голову. И оказалось еще, что слово «Пес» было его именем. Странное прозвище для странной собаки.
– Что, чудо-юдо подзаборное?
