разглядываю ветки и улыбаюсь.
«Те, кто ухаживает за деревьями здесь, смотрят на это и смеются, – сказал он. – Им, наверное, это кажется глупым».
Мне нравятся официанты, но их симпатию нужно завоевать очень быстро, прежде чем ты становишься очередным клиентом, очередным столиком номер 23. Митлоф здесь весьма посредственный, но обслуживание прекрасное. Я почти никогда не ем дома; я всегда в разъездах. Этот отель – словно заботливая мать, которая не умеет готовить.
Самый вкусный хлеб в мире пекут в моей деревне. Это как-то связано с минеральными солями в воде. Мы с дочкой пекаря ездили на окраину на велосипедах. Не забывайте, что Нуаян – это маленькая деревушка. Мы приставляли велосипеды друг к другу и перелезали через шатающиеся ворота на мягкие поля фермера Рикара.
Фермер был большим человеком с выпученными глазами. Его губы тоже были огромными; он любил носить зеленые военные свитера. Однажды он нес теленка на спине, по пояс в снегу, несколько километров полем. Ветеринар в соседней деревне пил ромашковый чай и смотрел в окно. Сломанная нога была вправлена и залечена в хлеве, отапливаемом газовым светильником. В деревне помнят, как все случилось. Корове дали умереть своей смертью.
На кухне фермер Рикар держит фотографию своего отца. Он был в движении Сопротивления, и его замучили до смерти. Мадам Рикар привыкла разговаривать с фотографией, когда фермер Рикар работает в поле. Иногда она слышит, как он стучит молотком в коровнике. Он любит пить кофе, держа чашку обеими руками. Они не занимались любовью уже много лет, но спят, взявшись за руки.
Пианист в холле отеля играет «Девушку из Ипанемы». Бутылки с алкоголем переливаются отраженным светом за стойкой бара. Салфетка на моем столе отделана по краям камешками. В середине едва заметный отпечаток абриса отеля. Ресторан почти пуст. Ресторанный зал разделен на множество частей. Через три стола от меня пожилой человек показывает фокусы своей внучке-подростку. Мне кажется, что на ней платье с выпускного. Ее волосы собраны сзади. На ней новые сережки. Каждый раз, когда нож пропадает в салфетке, она улыбается.
За другим столом я вижу молодого мексиканца и очень старого, совсем седого старика. Они читают вместе одну книгу и едят из одной чашки мороженое.
В таком месте любили делать фотографии в довоенное время. Глянцевые черно-белые снимки, что теперь висят в тишине над кроватями в спальнях отеля Beverly-Hills, где пахнет нафталином. Женщины в черных перчатках. Мужчины с сигаретами и лакированными прическами. На заднем плане пальмы. Бокалы уже выпитого джина, пополняемые тающим льдом.
Когда мы перебирались на подернутые дымкой поля фермера Рикара, дочка пекаря и я наполняли карманы камнями. Если одному из нас удавалось не забыть принести пакет, то дела шли еще лучше. Набрав камней больше, чем мы могли унести, мы кое-как доволакивали ноги до края поля и сваливали камни в кучу. Затем мы расходились, и поиск камней начинался заново.
Мы собирали
