Федор. – Рыжих и во святых нет, у киргиз-кайсаков и тем более святости немного… перед чужим добром…
Григорий Кононов продолжил разговор о неудавшейся претендентке на звание русской царицы, о жене Лжедмитрия.
– Наши деды пересказывали старую быль, будто изменщик и сообщник самозванца атаман Заруцкий, в смутное время войны с поляками, имел подлое намерение взбунтовать против Москвы Астрахань да Яик и с казаками идти вверх по Волге. Надеялся поднять и казанских татар, чтобы потом предаться под власть турок. А когда был бит царскими воеводами под Астраханью, то бежал на Яик с Мариной, понуждал казаков присягать сыну самозванца и полячки как наследнику царевича Дмитрия. Эка, чего удумал, изменщик.
– Да ну? И что же казаки? Присягали? – подивился Данила.
– Всяко было, – неопределенно отозвался Григорий. – Когда на Яик пришли воеводы со стрельцами, Баловень спрятал Заруцкого и Марину с сыном на этом острове да харчами снабжал безбедно.
– Так что же, их здесь и сыскали? – спросил Чучалов, против воли морща лицо и потирая висок пальцами.
Данила внимательно осмотрел остров, словно хотел убедиться, а нет ли там каких следов от того далекого времени. Но, кроме стогов сена, шалашей с казаками да зарослей краснотала, на нижнем по течению конце острова не было ничего примечательного.
– Не рыба же человек, чтобы живым под водой укрыться. Сыскали, – ответил Кононов. – А в народе вот этот крутоярый обрыв именуется Маринкино городище. Здесь в те времена казачье поселение было. Ежели пошарить в бурьяне, то отыщутся рухнувшие колодцы и погреба. Изменщика Заруцкого и сына Маринки от Лжедмитрия предали позорной смерти – не следовало им покушаться на государеву власть. Атамана Баловня повесили в устрашение прочим атаманам, чтоб не рушили присягу царям…
До Сарайчикова форпоста караван шел еще двое суток, заночевав перед этим в форпосту Зеленый Колок. Вечером, перед тем как отойти ко сну, караванщики долго совещались с Кононовым, каким путем идти далее: на юг ли, на восток ли? Даниле хотелось побывать в Гурьев-городке, о котором был много наслышан, а видеть так и не выпало случая. Кононов настаивал на том, чтобы от Сарайчикова форпоста идти на киргиз-кайсацкую сторону и далее к берегам реки Эмбы, где их ждут в ставке Нурали-хана.
– Через Гурьев же, – доказывал Григорий Рукавкину, – путь удлинится вдвое, да и пески у моря гораздо страшнее. А здесь верблюдам и коням корм легче из-под ног добывать, если вдруг снег ляжет на землю со дня на день.
Данила согласился с Кононовым. Через Яик переправлялись ранним утром на пароме, и караванщики с нескрываемой тревогой ступили на левый берег реки. Отныне им предстояло идти через чужие земли. И что-то ждет их там?
Первое впечатление было каким-то двойственным: и страшно, а все будто бы так же, как и на том берегу, – ровная степь, скудная трава, а над головой высоко в небе плыли все же те осенние северные тучи, посланцы
