сокровище любя.
Пусть ангелы помогут ей повсюду,
Прозрев её в грядущем у себя.
41
С распущенными косами на теле
Бессонной тенью девушка сидит
И, свечкой озаряясь еле-еле,
В огонь её задумчиво глядит.
Она красой достаточна воочью,
В избушке же натопленной одна.
Кого-то ждёт она метельной ночью,
Но тщетность ожиданию дана.
Надеждами горит она всечасно,
Где пьют от безнадёжности вино.
Во многом одиночество прекрасно,
Но душу разрывать обречено.
42
На стане колдовском её обнова
Даёт ещё сильней страдать ему:
Кто скажет, отчего она медова,
А горек он единый почему?
Зачем она становится всё краше,
Коль скоро остаётся прежним он?
И с новой стрижкой шарма больше в Маше,
Неведомого жалким испокон!
Ей радостней всего, где многолюдно,
Но, пусть ему тогда всего грустней,
Доступными довольствоваться трудно,
Нетрудно оставаться верным ей!
43
Жена спросила в ходе некой сделки
Художника, чьи медленны труды,
Помыл он опустелые тарелки
Иль ей скомпоновал их у воды?
Покрыл он осторожной лессировкой
Пастозное взыскание скорей:
Когда-де заниматься компоновкой?
Набросок еле смог исполнить ей!
Посетовала та не без причины,
Что жизнь его – наброски лишь одни,
Красивой не создать ему картины,
Мытьё не для никчёмной пятерни!
44
В той музыке, что сердце тонко лечит
И левыми перстами рвётся петь,
Извечному порядку всё перечит,
Ища во всём иначе преуспеть.
Элегия протестной речью льётся,
В ней наше бытие исключено:
Духовному в ней первенство даётся,
Житейское назад оттеснено.
Там образ обаятелен и редок,
Усиленно себя хранить ему,
Где счастье пьётся только напоследок
И только торопливо потому.
45
Уста за дверью стали безголосы
Для ряженого принца своего:
Нескромными казались ей вопросы,
Простые по понятиям его.
Потом он откровенно осердился
На дверь её, достойную пинка,
К себе бегом убраться потрудился,
Дивя слезой мишурность уголка.
Дверной звонок изгнал его тревоги,
Пришла малютка средством от тоски:
Бальзам
