Питерс, мэм.
– Ну, постарайся запомнить это, Джордж. Не забудь перед уходом сказать мне, что ты Элекзандер, а потом убирайся, сказав, что ты Джордж Элекзандер, когда я тебя поймаю. И не ходи в женском прикиде, тебе не идёт шастать в этом старом ситце. Ты изображаешь бедную девушку настолько сносно, чтобы обмануть глупых мужчин, и то, может быть. Благослови тебя Бог, дитя, когда ты начинаешь вдевать нитьку в иголку, не держи нитку неподвижно и не тащи к ней иглу – держи иглу неподвижно и тыкай в нее ниткой, так обычно делает женщина, но мужчина всегда делает это наоборот. И когда ты бросаешь в крысу чем-нибудь, приподнимись на цыпочках и подними руку над головой так неловко, как только можешь, и промахнись на шесть-семь футов. Бросай жестко руку от плеча, как будто там стержень, чтобы это выглядело, как у девочек, а не от запястья и локтя, как мальчик. И, заметь – когда девушка пытается поймать что-нибудь на коленях, она раздвигает колени, она не хлопает ими вместе, как ты это делал, когда ловил кусок свинца. Я заметил а, что ты мальчишка, когда ты иголку втыкал. И я придумала все остальное, чтобы убедиться в этом. А теперь иди к своему дяде, Сара Мэри Уильямс, Джордж Элекзандер Питерс, и если у тебя будут неприятности, ты пошлешь весточку миссис Джудит Лофтус, то есть мне, и я сделаю все, что смогу, чтобы вытащить тебя оттуда. Дорогой держись реки до конца, и в следующий раз, когда будешь бродяжничать, возьми с собой обувь и носки. Речная дорога каменистая, и твои ноги будут в таком состоянии, когда ты доберешься до Гошена, я думаю, тебе мало не покажется!
Я поднялся на берег и прошёл метров пятьдесят, а потом по своим следам шмыгнул туда, где было мое каноэ, на довольно приличном состоянии от дома. Я вскочил в каноэ и дал дёру. Я прошел вверх по течению достаточно далеко, и обогнул голову острова, а потом двинул наперерез. Я снял капор, потому что в нём я с чёрта лысого ничего не видел. Когда я был примерно в середине, я услышал, что часы начали бить, поэтому я остановился и прислушался; звук пришел слабый над водой, но ясный-одиннадцать часов. Когда я причалили к острову, ударившись килем в песок, я не стал дожидаться милостей у природы, и хотя был сильно намотан, дунул что было сил прямо в лес, где раньше был мой старый лагерь, и зажёг там хороший костёр на высоком и сухом месте.
Затем я прыгнул в каноэ и страшно грёб до нашего места, в полутора милях ниже, грёб так сильно, как только мог. Я причалил, и долго пробирался сквозь лес, потом – по хребту, и в конце концов – в саму пещеру. Там лежал Джим. Он крепко спал на земле. Я разбудил его и сказала:
– Джим! А ну поднимайся и быстро собирай манатки! Нельзя терять ни минуты. Они охотятся за нами!
Джим никогда не задавал вопросов, и тут тоже не сказал ни слова, но то, но то, как он суетился следующие полчаса, говорило о том, как он напуган. К тому времени всё, что у нас было в этом мире, уже было на нашем плоту, и она была готова мгновенно сблызнуть из ивовой бухты, где она была спрятана. Мы потушили костер в пещере первым делом, и даже свечу не зажигали снаружи после этого.
Я вывел каноэ на простор и огляделся,
