одна отдалённая мысль: «Я не жалуюсь. Мне хорошо. Я даже счастлива!»
Чего ещё хотеть недавней выпускнице Высших женских курсов, если не материальной свободы и независимости от чересчур докучавшего своим вниманием отчима? Она жила в его доме ради больной мамы. А когда её не стало, сразу ушла. Несколько месяцев до окончания курсов прожила у подруги, помогая ей в учёбе. А потом, узнав о наборе телефонисток, отправилась в дом Гансена на Невском, где размещалась первая в северной столице телефонная станция. Подошла по «тактико-техническим характеристикам»: рост выше 165 см, чтоб доставать до всех частей коммутаторного устройства, и хорошая дикция были основными требованиями работодателя. Теперь 30 рублей жалования в месяц давали ей возможность снимать вполне приличную комнату и жить безбедно.
Близилась ночь, а вместе с ней и конец рабочего дня. Сигналов поступало всё меньше. Утомлённый мозг уже рисовал перед глазами уютную комнатку с мягким диваном и чашечку чая с французской булочкой.
Вновь открылся вызывной клапан. «Барышня, Гатчина, два-семнадцать». Сегодня этот номер она соединяла дважды. Теперь пришлось долго ждать ответа. «Простите, вызываемый абонент не отвечает», – мягким голосом проговорила она. «Барышня, попробуйте ещё раз, пожалуйста», – вежливо-настойчиво произнёс мужчина. Но номер молчал. «Барышня, как мне быть? Она должна знать, что её болезнь излечима. Я нашёл доктора, он даёт гарантии. Вы понимаете? Моя сестра так импульсивна, она может с собой что-нибудь сделать. Скоро разведут мосты, я могу к ней не успеть! А впрочем, простите…» Собеседник повернул ручку индуктора, и Нинель вынуждена была отключить штепсель.
Но подняться с места всё не получалось: в ушах звучал взволнованный баритон. «Болезнь излечима». Если бы маме в своё время кто-нибудь сказал эту фразу…
Телефонные барышни одна за другой вставали со своих мест, убирая в ящики аппаратуру. «Нинель, не задерживайся, извозчик ждёт!» – произнесла, усаживаясь на своё место, пришедшая на дежурство ночная телефонистка.
Затихли шаги уходящих, последний раз хлопнула дверь. Застывшая на своём стуле от нахлынувших тяжких воспоминаний, Нинель не замечала стандартных фраз и движений сменщицы, лишь чувствовала, что на сегодня её работа не закончена. Гатчина, два-семнадцать. Она должна дозвониться!
Нинель сердцем слышала, как в доме незнакомой, но почему-то очень близкой женщины полночи надрывно трещит телефон. И почти увидела измученную от бессонницы и страшных дум несчастную больную, вдруг потянувшуюся к аппарату, как к последней надежде…
Извозчиков после полуночи на Невском проспекте уже не бывает – домой пришлось идти пешком. Ночная прохлада приятно освежала лицо, бодрила уставшее тело и давала ощущение полноты и ценности жизни. А из подсознания почему-то снова выплыло слово «счастье».
А после выходного дня управляющий положил на её стол почтовую карточку: «Да, человеческая жизнь стоит, чтобы за неё бороться. Уезжаю с сестрой на лечение.
