открываешь огонь. Я водителя выгонял, лучше уж одному погибнуть.
Какие-нибудь ЧП с машинами в бригаде были?
Да. Иной раз смотришь – снаряд не пошел. У нас в бригаде так двое погибли. Снаряд не сошел, а пульт не выключили. Ребята подбежали посмотреть, а тут двигатель сработал, они и сгорели. У нас два случая таких было.
Как бригада действовала в Берлине? Это же город, там «катюше» трудно развернуться.
По-разному. И с машин били, а случалось, снаряды просто затаскивали в окна. Закрепляли и били.
Даже без рам?
Да. Без всего. Прикрепляли к снаряду бикфордов шнур и поджигали его.
3 мая ваша бригада получила приказ готовиться к отправке в Японию. Какое ощущение было? Война кончается, а вы снова на войну.
Старались не думать. Заниматься своим делом.
Мы вообще старались не думать, что в любой момент можем погибнуть.
Александр Михайлович, вас призвали в 1942 году. В июле 1942 года был выпущен приказ № 227 «Ни шагу назад». Вы о нем знали?
Нет.
Под Кандалакшей в вашей бригаде погиб замполит. А вообще, на передовой вы часто замполитов видели? Как к ним относились?
Тот, что погиб, он никогда на передовой не был. Начальник штаба к нам приезжал. Огневые осматривал, распределял секторы стрельбы, а замполита мы не видели. Только вот первый раз приехал и погиб.
А другие офицеры, замполиты?
У нас офицеры были как отцы. Ну и побаивались они. Если солдаты тебя невзлюбят, могут ведь и кокнуть незаметно. Так что все офицеры относились к нам уважительно.
А со Смершем сталкивались? У вас же отец был репрессирован, а вы служили в секретной части.
Сталкивался. Мы тогда до Орши дошли, ко мне дневальный прибегает, говорит, вас в Смерш вызывают. Я сразу понял, что он про отца докопался. Пришел, а он мне говорит: «Ну садись, давай чайку. Ну как у тебя». Я отвечаю, что все нормально. И мне: «А у вас родители где?» «Мать в деревне, брат, сестра, а отец в 40-м году умер». «Как умер?» «Не знаю. Мне мать сказала умер». «Нет, он у вас не умер, он арестован». «Не знаю, мне мать сказала, что умер в 40-м году, перед войной». «Давай со мной в контакте работать», ну то есть стукачом. Я думаю – нет. Он мне говорит: «Я тебя пошлю учиться», – а я ни в какую, так и не дал согласия. В Кандалакше он меня вызывает: «Ты не информируешь, я тебя в разведку направлю!» Я говорю: «Пожалуйста. Я с вами в любую разведку пойду». Больше он меня не вызывал, но награды стал зажимать.
Вам награды зажимали, а как вообще награждали?
В первую очередь давали офицерам, нам что останется, чаще всего «За отвагу», «За боевые заслуги». С наградами у нас туго было. Да оно и сейчас так же.
Как вас кормили? В блокадном Ленинграде, понятно, плохо. В лагерях тоже плохо, а когда в гвардейские минометы попали – как кормили?
Когда в Октябрьские казармы попали – вот тут нас кормили! Сам начальник приходил, проверял, чтобы ложка стояла. Приходил и на завтрак, и на обед.
