мы растем духовно – вся жизнь в этом заключается.
Хотя есть объективные вещи. Если минимальная справедливость в обществе не обеспечена – люди начинают возбуждаться, злиться, сбиваться в кучки. И недостаток внутреннего счастья пытаются компенсировать поиском его вовне. Это присуще и целым народам – в первую очередь западным.
– Вы были едва ли не первым, кто в начале 2000-х столь масштабно поднял «Русский вопрос». Что к этому подтолкнуло?
– На рубеже смутных 1990-х я возвращался в Россию из Казахстана. До этого работал там спецкором «Комсомолки» и успел всем насолить. Особенно – местным националистам. В результате меня оттуда попросту выслали. Но, приехав в Москву, я думал: здесь наконец-то обрету отчий дом. На Родине ждут не дождутся таких соотечественников. Активных и целеустремленных. Готовых делать что-то полезное. Строить и созидать. Но получилось совсем не так. Россия оказалась не той, о которой мы размышляли, сидя в бывших советских республиках.
Как выяснилось, ей не интересны блудные дети, разбросанные по окраинам империи. И даже в родной редакции, где тогда господствовал дух либерализма, в ответ на свои рассказы о том, как нас гнобили «младшие братья», я слышал: «А какого рожна ты там сидел? Вы для них колонизаторы – вот местные и погнали оккупантов». Впрочем, разглагольствовать и жаловаться на жизнь было некогда – нужно было работать, кормить семью, выживать.
Но когда через несколько лет из столицы я переехал уже в глубь России – увидел, что живущие здесь люди тоже не чувствуют себя русскими. Они оказались запоздало советскими. Все еще верящими в то, что вместе с другими братскими народами мы должны были строить светлое будущее. Это удивило и заставило задуматься. А конкретным толчком, побудившим меня к активным действиям, стал момент, когда я взял в руки итоги Всероссийской переписи населения 2002 года.
Эта тема мне очень близка. Еще в университете я защитил по ней дипломную работу, а потом начал писать диссертацию «Демографическая проблема в печати». И вот, познакомившись с новыми цифрами, отчетливо осознал: русский народ вымирает. Но надо не просто лить слезы, провожая его в последний путь, а думать, как спасти титульную нацию. И вместе с ней – саму Россию.
Для этого я открыл в газетах нашего издательского дома рубрику «Русский вопрос». Вскоре появилась и одноименная телепередача. Уже более 15 лет мы обсуждаем самые острые проблемы нашего народа. Боремся за то, чтобы русские почувствовали себя хозяевами на своей земле. Начали восстанавливать собственные традиции. И снова обрели волю к жизни.
– Как поначалу это восприняли окружающие?
– Удивительно было, что даже журналисты наших редакций спрашивали: «А зачем нам это? Разве есть такой вопрос?» Само слово «русский» тогда было едва ли не под запретом. И тех, кто осмеливался произносить его с гордостью, без самобичевания и стеснения, органы власти априори считали
