народа только в его национальном суверенном государстве19, российское политическое руководство в ситуации «крымской весны» 2014 г. не могло не обратиться к ресурсным возможностям исламских негосударственных институтов и мусульманской «народной дипломатии».
Вполне предсказуемыми и своевременными, на наш взгляд, выглядят и встречные инициативы агентов религиозной, политической и интеллектуальной элит российского мусульманства, объединяемых нами, согласно Т.А. ван Дейку20, дефиницией «символическая элита», вступивших в дискурсивную коммуникацию со своими «братьями» по вере, истории, культуре. Тем более что роль российского мусульманства как проводника национальных интересов своей страны в крымском сегменте исламской уммы ментально и исторически оправданна. С одной стороны, «будучи частью глобального полуторамиллиардного сообщества, они по определению соотносят себя и свои интересы с тем, что происходит за рубежом с их единоверцами»21. А с другой – возвращение этнокультурных мусульман Крыма под российскую юрисдикцию можно расценивать и как воссоединение крымской и российской частей уммы, формально скрепленных в одну целостность указом Екатерины II от 28 июля 1783 г. «О принятии Крымских жителей и прочих Татарских народов в Российское подданство»22. И эта общность (не без трагических несправедливостей и гонений со стороны политических режимов обеих империй – Романовых и СССР) просуществовала до роспуска Советского Союза. Хотя, несомненно, религиозные, исторические и культурные связи Казанского и Крымского ханств своими корнями уходят значительно глубже эпохи аннексии последнего императрицей Екатериной II. «И начаша збиратися ко царю мнози варвари от различных стран, от Златыя Орды и от Асторохани, от Азуева и от Крыма, и нача изнемогати время то и Великая Орда Золотая, усиляти и укреплятися вместо Золоты Орды Казань, новая орда, запустевши Саинов юрт», – писал автор «Истории о Казанском царстве»23.
Хотя, несомненно, религиозные, исторические и культурные связи мусульман России и Крыма своими корнями уходят значительно глубже эпохи аннексии Крымского ханства императрицей Екатериной II, оставшейся в народной памяти крымских татар «не только поработителем, но и обманщицей»24, нарушившей святое обещание, данное «за Себя и Преемников Престола Нашего содержать их [жителей] наравне с природными Нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно…»25. Равно как и ее «преемники», которые в ходе проигранной Крымской войны и сразу после нее еще более усилили притеснения татар, «приведя в 1856–1862 гг. к эмиграции около 150 тыс. татар, что означало для их популяции в Крыму демографическую катастрофу»26.
Как справедливо отмечает В. Тишков, ценностные и мировоззренческие проблемы труднее всего поддаются
Декларации о национальном суверенитете крымско-татарского народа // Авдет. 1991. 11 июля.
Дейк ван Т.А. Дискурс и власть: Репрезентации доминирования в языке и коммуникации. – М.: ЛИБРОКОМ, 2013.
Мухаметов Р.М. Российские мусульмане и внешняя политика: Может ли исламский фактор стать существенным // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 3. С. 109–118.
Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года: [Собрание 1-е. По 12 дек. 1825 г.: Т. 1–45]. – [Санкт-Петербург]: тип. 2 Отд-ния Собств. Е. И. В. канцелярии, 1830–1851. Т. 21: С 1781 по 1783: От № 15106–15901. – 1830. № 15798. С. 985.
Полное собрание русских летописей. Т. XIX. Издание 1-е. – СПб., 1903. – С. 546. – Стлб. 19–20.
Вяткин А.Р. Мусульманский Крым к началу XX века : Между небытием, пантюркизмом и суверенизацией // Pax Islamica. 2009. № 2/3. – С. 95.
Полное собрание законов Российской империи… – С. 898.
Вяткин А.Р. Указ. соч. – С. 99.
