спину убегавшего. Молодой налетчик погони не видел, но, ощутив опасность лопатками, шмыгнул в подворотню. Артем, перед тем как броситься туда же, остановился и выровнял дыхание. Быстро огляделся – рядом никого не было, но он словно услышал сказанные когда-то отцом слова: «Запомни, сын, осмотрительность и осторожность – эполеты храбрости…» Артем схватил с земли большой грязный кирпич и тут же отбросил его в сторону, вытирая руки…
Во двор Токарев зашел медленной походкой праздно гуляющего. Двор был пуст.
Озираясь, Артем заметил в окне первого этажа пожилую женщину, напряженно смотревшую на него. Знаком быстро показал ей, мол, звоните, звоните скорее. Женщина кокетливо кивнула и поспешила в глубь комнаты к телефону. Старушку звали Кристиной Сельмовной Лиймата, она была дочерью финна и армянки, доживая свой век, она постоянно от скуки звонила дежурному отделения милиции – там ее все знали, как местную достопримечательность и особо бдительную гражданку. Дозвонилась она на удивление быстро и, понизив голос, поинтересовалась в трубку:
– Товарищ Вуоксов?
На другом конце провода дежурный устало вздохнул и ответил:
– Нет, Кристина Сельмовна, это товарищ Воксов. А Вуокса – это река, которую мой папа отобрал в тридцать девятом у вашего папы!
– Сейчас вам не тридцатые! Поприжали гэпэушников-то! – заверещала в трубку гражданка Лиймата.
Дежурный вздохнул еще более обреченно:
– Кристина Сельмовна, нам сюда иногда и другие граждане звонят. Давайте побыстрее. Что опять у вас стряслось?
Старушка от возмущения аж притопнула ножкой в войлочном тапке:
– А вы меня не понукайте! Я блокадница, ветеран! У нас, слава Богу, Советская власть!
На том конце раздалось хрюканье, одновременно напоминавшее и смех и плач, но дежурный быстро взял себя в руки:
– Я сейчас «Интернационал» спою! Что слу-чи-лось?!
Кристина Сельмовна шмыгнула носом и через секундную паузу призналась:
– Я забыла… Ты, Вуоксов, меня специально запутал.
Дежурный с тихим воем положил трубку…
…Между тем Артем, не зная о развертывавшейся за окном драме, вышел на середину двора, расставил широко ноги и свистнул, задрав голову. Никто не отреагировал. Выждав немного, Токарев заорал, кося глазом по парадным:
– Эй, Наташка! Горю!
Дверь парадной напротив медленно, со скрипом, открылась, и оттуда вышел Тельняшка. Губы его были испачканы свежей кровью – потому как Присяге в бедро он вогнал свои клыки достаточно глубоко. Токарев как-то интуитивно понял, чья эта кровь, хотя сам процесс кусания почти не видел – и от этого понимания ему стало знобко, страх начал парализовывать волю, и мальчишке понадобились почти физические усилия, чтобы порвать паутину ужаса и придать лицу глуповато-добродушное выражение.
– Во! – обрадовался Артем, двигаясь
