Макарий (председатель Стоглавого Собора) (1482–1563) называл бритье бород не только «делом латинской ереси», но и серьезным грехом. В древнерусской церкви оно считалось хулой на Всевышнего, создавшего совершенного мужчину с бородой: бреющийся тем самым кощунствовал, поскольку выражал недовольство внешним обликом, который дал ему Творец; следовательно, он желал «поправить» Бога, что было, конечно же, недопустимо. Следующий брадобритию должен был быть отлучен от церковного общения.
Староверы называли бритье бород «еллинским блудническим гнусным обычаем». В самом деле, древние греки, высоко ценившие молодость, живость, форму, первыми восстали против повсеместного распространения бород. Показательно, что Александр Великий в дисциплинарном порядке велел всем македонцам брить бороды. Причину он выставил такую – во время боя противник может схватить тебя за бороду. Но истинный мотив был другой – древний вождь хотел тем самым подчеркнуть особый характер европейской цивилизации, которую он представлял. Вслед за Грецией бороду стали брить и в республиканском Риме. Как видно, русские поклонники бород нашли своих оппонентов не только среди католиков и протестантов, но и среди язычников, или «поганых», как они их называли. Даже на саму бритву староверы смотрели как на орудие иноземного разврата и басурманского безбожия.
Резкость тона обличителей брадобрития имела под собой серьезные основания, ибо во все времена находились отступники от стародавних церковных запретов. Одним из ранних нарушителей традиции стал великий князь Московский Василий III Иванович. Женившись в 47 лет на 18-летней княжне Елене Глинской, он вдруг совершает вызывающий поступок – сбривает бороду (оставляет лишь усы по польской моде). В ту эпоху это был дерзкий вызов и бытовым, и религиозным обычаям: ведь подобное действие приравнивалось к еретичеству, к посягательству на образ Божий в человеке, тем более что оно исходило от Божьего помазанника. Василий Иванович, вольно или невольно, стал насадителем новой моды в Москве – вслед за ним на улицах города появились щеголи, которые не только брили бороды, но и выщипывали себе волосы на лице. По словам филолога Николая Гудзия, их брадобритие «имело эротический привкус и стояло в связи с довольно распространенным пороком мужеложества».
Один летописец того времени, стараясь (впрочем, неуклюже) оправдать Василия, пишет: «Царям подобает обновлятися и украшатися всячески». Историки связывают его брадобритие и с желанием угодить молодой капризной жене.
Во время правления Бориса Годунова (1552–1605) подражание иноземцам в бритье бород приобретает дальнейшее распространение. Со-хранился портрет самого царя Бориса Федоровича в парадном одеянии и шапке Мономаха, но без бороды и усов. Николай Карамзин в «Истории государства Российского» отмечал, что Бориса упрекали, в частности, в «пристрастии к иноземным, новым обычаям (из коих брадобритие особенно соблазняло усердных староверов)».
Одна
